«Мы можем взять с собой нашу еду», – объявил Сэм, когда она сделала паузу, чтобы перевести дух. «Мы вчера купили много продуктов».

Дэниел поморщился, уже понимая, к чему это приведет.

«Нет, Вам не нужно ничего готовить. У нас уже есть еда», – упрямо продолжал Сэм. «И кстати говоря, Вы можете забрать свой диск…»

Дверь в ванную распахнулась и из облака пара и дешевых духов появилась их мать. Она выхватила телефон у Сэма.

«У нас все в порядке, Мардж!» – рявкнула она, закрывая трубку рукой.

«Что ты ей сказал?» – зашипела она на Сэма.

Сэм пожал плечами. «Только то, что она может забрать свой диск и…»

Дом затаил дыхание. Дэниел наблюдал за тем, как дрожат губы матери, как стекленеют ее глаза.

«Это был подарок!» Ее голос рикошетом отразился от линолеума.

«Подарок! Ты не отдаешь подарки обратно!»

«Но если она сделала его для тебя, чтобы ты наслаждалась, а тебе не нравится…»

«Мама, твое давление!» предупредил Дэниел, глядя на ее раскрасневшееся лицо.

«Дэниел, не надо!»

Сэм продолжал настаивать, не обращая внимания на признаки опасности.

«Но ты всегда говоришь, что мы должны экономить деньги и…»

«Жопа ты! Вот кто ты. Жопа ты с ручкой!» закричала Долорес, ее самообладанию пришел конец.

Она с размаху ударила рукой по столу, отправив вазу с увядшими розами на пол. Осколки стекла с блеском разлетелись в разные стороны – прекрасное дополнение к тому, что Долорес называла своим «садом разбитых вещей». Все началось после разрыва с отцом. Вместо того чтобы ухаживать за территорией, она начала собирать поломанные вещи – разбитые чашки с распродаж, треснувшие горшки, оставленные на обочинах. Долорес склеивала их, небрежно смазывая эпоксидной смолой, а затем втыкала в землю, как будто им там самое место: ветряные колокольчики, сделанные из разбитых тарелок и рыболовной лески, ванна для птиц, треснувшая посередине. Когда-то любимый сад их бабушки превратился в уродливую могилу печали и скорби.

Сэм уставился на разбитую вазу. Его лицо скукожилось под влиянием эмоций, которые он не мог переварить.

«Я просто медлительный», – сказал он, неожиданно тихим голосом. «Время всегда уходит быстро. Это не моя вина».

Их мать отвернулась и заговорила в трубку искусственным голосом. «Мы будем там через двадцать минут, обещаю».

Дэниел стоял среди обломков которые напомнили о том, что видел этот дом. Пятна от воды, оставшиеся после не устранённой прошлой зимой протечки. Никаких сбережений, чтобы залатать дыры. Несочетаемую мебель с развалов и дворовых распродаж. Стену с карандашными отметинами о росте до семи лет, когда измерения прекратились после ухода отца. Даже почтовая служба иногда проезжала мимо их улицы, забыв оставить почту.

«Давай я помогу тебе надеть пальто, Сэм», – наконец сказал Дэниел, пробираясь к прихожей. «И тебе, мам. Я все уберу, когда вы вернетесь».

Его мать кивнула, внезапно выглядя измученной. «Спасибо, Дэниел. Я не знаю, что бы мы без тебя делали».

В этих словах должно было чувствоваться что-то хорошее – одобрение, признательность. Но вместо этого они осели как камни в его животе. Под ними скрывалась невысказанная истина: «Ты всегда будешь здесь с нами. Всегда будешь следить за порядком. Ты единственный на кого я могу рассчитывать.»

Пока они одевались, Дэниел заметил на приставном столике нераспечатанную утреннюю почту. На верхнем конверте был изображен герб университета, который он сразу же узнал.

Сэм проследил за взглядом Дэниела и задержался на нем на секунду. На мгновение – всего лишь на мгновение – его глаза просветлели, как будто он понял, что это могло бы значить. Сэм застыл, как будто хотел что-то сказать.