Для евреев-членов партии было еще одно дополнительное и неприятное испытание – выход из партии. Пройти через этот барьер было трудно: собирались большие партсобрания для обсуждения только одного вопроса – исключение из партии еврея, подавшего документы на выезд заграницу на постоянное место жительства. После многочисленных обвинений и осуждений в предательстве человека с позором выгоняли из партии. Часто всем этим обвинениям подвергались пожилые ветераны Великой Отечественной Войны, которые защищали Советский Союз не в кабинетах партийных комитетов, а в окопах на передовой. У ветеранов войны отбирались все награды, за которые они проливали кровь на фронтах, а сейчас уезжали вслед за детьми и внуками. Для них это была как средневековая инквизиция – слышать от ничтожных партийных клерков слова обвинений в предательстве. Но были и другие собрания, больше похожие на анекдотичные. Я знаю одного бывшего работника торговли, которую перед ее отъездом исключали из партии на партийном собрании торга за ее отъезд. «Когда все собрались, – рассказала она мне, – я попросила слово первой, мне разрешили говорить. И тогда я сказала: „Я уезжаю, и у меня есть на то свои причины, которые никого из вас не касаются. Если только кто-то попробует меня здесь травить и обличать, я обещаю, что напишу письмо в ОБХСС (Отдел Борьбы с Хищениями Социалистической Собственности во времена СССР), где опишу все ваши махинации, и вы будете сидеть все! Исключайте меня из вашей партии, да побыстрей!“». Ее тут же по-тихому исключили, и все сразу разошлись.

Со временем все большее число евреев подавали заявления на отъезд, но при постоянной квоте на число выдаваемых выездных виз все большее число людей садилось «в отказ». Чтобы принудить советское правительство выдавать выездные визы всем евреям, желающим эмигрировать, в американском конгрессе была принята поправка Джексона-Вэника, ограничивающая продажу некоторых товаров в Россию, в дальнейшем получившая название «отпусти мой народ». В 1974 году генсек Брежнев и президент Форд договорились увеличить квоту на отъезд, таким образом дав возможность выехать десяткам тысяч евреев. Тем не менее, большинство из них все еще решало главный еврейский вопрос того времени: ехать или не ехать? Такой вопрос возникал не раз и не два, а много раз в течение последних двух тысяч лет еврейской истории. Он разделял еврейские семьи и даже часто разрушал их по этому принципу. Если родители были разведены, и бывшая жена собиралась эмигрировать с ребенком, она должна была получить разрешение от отца ребенка. Некоторые бывшие мужья использовали это для шантажа и получения денег. Другие соглашались не разводиться до отъезда, чтобы не разрушать семейный план; третьи использовали фальшивые браки только чтобы выехать. Поскольку было много смешаных браков, в ходу была поговорка: еврейская жена это не только заботливый партнер, но и средство передвижения.

Итак, разрешение получено, документы готовы. Что дальше? В отличие от восточноевропейских евреев, собиравшихся в эмиграцию в начале 20-го века, советские евреи изучали английский перед отъездом и совсем не полагались на родственников, обосновавшихся в Америке ранее. В аэропорту Вены, служившим пунктом пересадки, одни выбирали Израиль местом своего назначения как свою историческую родину, другие – Соединенные Штаты как наиболее притягательную страну почти для всех эмигрантов. Тогда их направляли в Рим, где и решалась их судьба. Через несколько месяцев они уже находили себя в Америке.

Как они обосновывались в новом для них мире? Я процитирую Джозефа Рота, известного австрийского журналиста и писателя двадцатых – тридцатых годов, обрисовавшего в 1926 году судьбы предыдущей волны эмигрантов из Восточной Европы начала двадцатого века: