Эта ситуация изменилась с горбачевской перестройкой, а потом и с падением Союза, когда вместе с появлением первых свобод и прав граждан исчезли или стали недоступны продукты первой небходимости. Тогда пришла очередь менее решительных евреев, а вместе с ней и новой суб-волны эмиграции девяностых. За 10–12 лет несколько сот тысяч новых иммигрантов прибыло из России и других постсоветских республик.

Большая волна эмиграции в девяностых годах, перестройка и политические катаклизмы конца прошлого века способствовали тому, что еврейский вопрос в России стал менее острым; его сменили проблемы других межэтнических отношений. По данным российской переписи 2002 года, число оставшихся в России евреев насчитывает 265 тыс. Человек. Гибель миллионов в Холокосте и эмиграция уменьшила их число в восемнадцать раз! Такого малого числа евреев в России не было за все двести лет совместного сосуществования этих народов. К концу девяностых этот людской поток начал уменьшаться, и к нулевым практически истощился – те, кто хотел, уже покинули Россию.

Конечно, это было главным решением за всю жизнь – начать все снова, с чистого листа. Для некоторых это было легкое, для других трудное решение. Несмотря на «пятый пункт», многие в России имели интересную работу в науке или искусстве, других креативных областях. Все это предстояло бросить и уехать в неизвестность. Прохождение через трудности приспособления к новой культуре, поиски неизвестно какой работы, выживание и становление – все это еще предстояло пройти. Новые иммигранты столкнулись с большими и малыми трудностями, прежде чем жизнь и работа в новой стране стала стабильной, будь то Америка, Израиль, Австралия, Канада или Германия. Если кто-то преуспел или потерпел неудачу, то это был успех или провал в, прежде всего, приобщении к новой культуре, а уж потом шел материальный фактор. В новой непривычной социальной среде каждый видит то, что ему хочется видеть. Если кто-то хочет видеть хорошее в новом для него обществе, он будет видеть хорошее, но если он или она хочет видеть только депрессивное, они обязательно его увидят. Скажем прямо: не всем следовало уезжать. Я говорю о тех, кто не смог реализовать то, на что рассчитывал в другой стране – таких людей не очень много, но они есть и они недовольны своим положением. Тот, кто более продвинут – ругает самого себя, ну а если менее – тогда все претензии к стране, его принявшей. Не очень умно, но кто-то же должен быть виноват!

Исход евреев из России в двадцатом веке имел место дважды: в начале века и в его конце. Сходство между этими двумя событиями было только в одном: национальной принадлежности исходящих. Все остальное было различным: в начале века это были, говоря образно, ремесленники, портные и сапожники; в конце века – интеллигенция, люди с образованием. Первые бежали от погромов и забитого существования в черте оседлости; вторые – дабы уберечь детей от повторений «дел врачей» и космополитов при любых последующих вождях, пресловутых «процентных норм», негласных запретов на профессии, от ощущения себя гражданами второго сорта, от совковой жизни, а после крушения Союза, в девяностых – от элементарной убогости нищеты, отсутствия работы. Характерные отличия второго исхода от первого: язык общения – русский, а не идиш; большинство новых еврейских эмигрантов образованные профессионалы; они приехали из больших городов, а не из местечек, как это было в первом случае.

Все они образуют русскую общину, – именно русскую по американским понятиям, не еврейскую! – в большинстве своем сконцентрированную в Большом Нью-Йорке, Лос-Анжелесе, Чикаго, Филадельфии и других крупных городах. Идентичность русскоговорящих евреев образована тремя великими культурами: иудейской, славянской и западной. Думаю, что именно эти культуры и совмещаются внутри каждого из них. Каждая имеет свои корни или ростки.