На остановке такси она простояла двадцать минут. Первый водитель крикнул что-то раздражённое, даже не сбавив скорости. Второй подъехал с рывком, едва не задев её, и уже с первых секунд разговора стало ясно – доброжелательность сегодня не в цене.

– Султанахмет, – сказала Мелисса, вытирая влагу с лица.

– Нет, пробки, – отмахнулся водитель. – Далеко. Садись, скажешь по пути.

Таксист курил, громко щёлкал пальцами по рулю и что-то бормотал в телефон. На лице у него застыла маска вечной досады. Стамбул сегодня был грубым мужчиной – уставшим, вспыльчивым и не готовым к тонким чувствам. А Мелиссе и не нужно было много – просто доехать в старый район, побродить среди базара, купить симит и кофе, и, может быть, наткнуться на тот самый угол, где она вчера впервые улыбнулась по-настоящему.

Но у города были свои планы.

На полпути машина резко затормозила. Таксист выругался. Где-то заскрипели тормоза. И тут она поняла – телефона в сумке нет.

Паника накрыла сразу. Руки похолодели. В голове мелькнули десятки сцен: он выпал на лестнице, остался в отеле, его стащили в кафе…

– Остановите, пожалуйста!

– Что?

– Мне нужно выйти, я… потеряла телефон.

– Нельзя здесь, пробка!

– Пожалуйста!

Он махнул рукой, плюнул сквозь зубы и остановился. Мелисса выпрыгнула под дождь. Машина уехала. Воды по щиколотку. Под ногами грязь, серость, усталость.

Сквозь дождь она снова чувствовала, как город, этот огромный шумный организм, будто говорящий: «Ты мне тут не нужна».

Она прислонилась к стене дома, раскинув пальцы, пытаясь дышать. Всё в ней кричало: вернись домой, уедь обратно, это всё была ошибка. Она чувствовала, как одиночество снова стучится в грудную клетку с остервенением. Громко. Больно.

И именно в этот момент:

– Ты всегда теряешь вещи в дождь? – знакомый голос, чуть насмешливый, но тёплый, как хлеб.

Она подняла глаза. Гёкхан. Стоял под зонтом. Тот самый тёмный пиджак. Те же спокойные глаза. Его взгляд скользнул по её лицу – капли, замёрзшие ресницы, чуть побелевшие губы.

– Или это только телефоны?

– Ты… – она не верила.

– Я иду на работу. По этой улице каждый день. А ты, видимо, ищешь повод снова меня встретить.

Она рассмеялась сквозь всё – дождь, холод, слёзы.

– Телефон… я…

– Я знаю, – он поднял руку, и в ней – её телефон. – Ты оставила его в кафе. Тебя давно ждали. Я решил, что ты, возможно, забудешь и саму себя, если уйдёшь так внезапно.

Она стояла, потерянная. Он подошёл ближе. Протянул ей зонт, убирая его над ней, а сам остался под дождём.

– Город может не ждать, – сказал он, – но я могу.

И это прозвучало не как признание. А как точка опоры.

Они стояли в переулке, где шум сливался с тишиной. Где пальцы чуть дрожали от соприкосновения. Где впервые с начала её приезда чужой город не был больше врагом.

– Пошли, – сказал он.

– Куда?

– Туда, где можно снова согреться.

И они пошли.

Весна всё ещё плакала за окнами, когда они оказались внутри «Hafiz Mustafa». Пряный аромат шафрана, горячего чая и сахарного сиропа ударил в нос почти сразу, словно обнял. Тёплый свет ламп, отражающийся от стеклянных витрин, создавал иллюзию тепла не только физического – душевного.

Мелисса остановилась у одной из витрин. На ней выстроились идеальные ряды: баклава, кюнефе, лукум… названия звучали как заклинания, и каждое блюдо будто хранило в себе часть старой сказки.

– Ты ведь не пробовала настоящее? – спросил Гёкхан, уже ловко заказывая.

– Если ты имеешь в виду «настоящее» в Турции – я вообще здесь всё пробую впервые, – усмехнулась она.

Он указал на кусочек с фисташками, блестящий от сиропа, и добавил ещё пару порций: розовый лукум с лепестками, и что-то похожее на маленькую вермишельную башню.