- Не переживай за Иру. Уверен, у неё кто-то есть. Или скоро будет. Мы так молоды, что всё впереди! Она молодец, и надо будет сказать ей об этом, но не более.

Я закивала, соглашаясь с парнем и вспоминая Майского. Наверно, он и правда познакомился с Ирой недавно, и теперь она была с ним.

- Мне больше интересно, откуда у неё моя гитара, - натолкнул меня на интересную мысль Лёнька. - Она в квартире оставалась. Которую мы снимаем у Егора...

Мы, кажется, подумали об одном и том же, и Лёня первый озвучил мысль:

- Этот хорёк сдал квартиру, которую мы снимаем! Прознал, что мы, скорее всего, надолго пропали, и сдал! У него на роже написано было, что он быдло и гад. Не надо было у него снимать!

 Ох, Лёнька! Дай волю позанудствовать - и будет не остановить.

Следующие несколько минут мне пришлось прослушать причитания на тему, что он говорил, мол, надо было снимать комнату в сталинке у бабушки с пятью кошками. Та бы точно никому по второму разу жильё не сдавала из суеверного ужаса!

Сыроежкин, набухтевшись, позвонил Егору. Тот свою вину полностью признал, сказав, что всё компенсирует и скинет на карту сумму, которую мы насчитаем. Наверняка, соврал, но, может, если не завышать, то и правда оплатит. Не так уж и много у нас там было пожиток, если так подумать...

Но главное - не шмотки! Главное, Егор без проблем назвал имя своего квартиросъёмщика - Александр Сергеевич Майский.

И тут у меня всё сошлось: этот Майский живёт в нашей с Лёней квартире не один, а с Ирой. Егор такого не говорил, но это я и без него поняла. Ведь именно Ира могла определить, что эта квартира принадлежала нам. И поэтому принесла гитару. Иначе зачем бы Саше разыскивать прежних жильцов?

- Фух, - выдохнула я. – Ну хоть понятно, откуда этот Майский взялся! Но это и хреново: теперь я почти уверена, что он маньяк… Он по фотографиям и шмоткам в меня влюбился, а потом узнал обо мне от Иры подробней. Это отлично объясняет, за каким фигом он целоваться полез, хоть и не объясняет, почему Ира у тебя сидела часами… Но всё равно уже хоть что-то!

- Вот и славно! – обрадовался Лёнька, которому вообще не очень нравилось обсуждать всё, что происходило, пока мы были в коме. Он желал жить, словно ничего не произошло, и это могло бы получиться, но, наверно, ему, как и мне, что-то не давало покоя. Словно за то время произошло нечто большее, и теперь есть то, чего мы пока не знаем. – Не грусти, Даринка! Мы хотя бы проспали всего-то пару недель, а не сотни лет. Прикинь, какой бы был облом проснуться через пару сотен лет?

Я в ответ хмыкнула. Да уж, нам ещё повезло! Хотя, не уверена, что про сотню лет применимо к реальной жизни...

Убедившись, что пока у меня больше не осталось вопросов, Сыроежкин вновь взялся за гитару. Он любил мне играть, а мне не нравилось его слушать именно по этой причине. А так играл он неплохо, так что сейчас я даже приготовилась получить удовольствие от звуков гитарных струн. Мы такое пережили! Можно и расслабиться, показав Лёньке, что его игра мне по душе.

Он ударил по струнам, и я уставилась на его пальцы, тут же замечая, что в деке лежит какой-то листочек, чей белый уголок виднелся в отверстии.

- А там что? – заинтересовалась я, тыча пальцем в гитару.

Лёнька сперва не понял и воззрился на меня недоумённо, так что пришлось уточнить:

- Внутри что-то есть? Посмотри, может, деньги? – решила заинтриговать его, чтобы он поскорее посмотрел.

Сыроежкин, будучи высокодуховным созданием, глянул на меня с укором: мол, как я могу говорить о деньгах так, словно они могут его настолько заинтересовать.

Внутри деки действительно таился белый лист бумаги, сложенные вчетверо. Лёня повернул гитару и достал лист осторожно, находя его подозрительным. Это оказалось письмо.