– Злая ты, Алёнка, ик, – он внезапно обхватывает ладонями мою голову, тянет к себе. – Но я всё рав-но люблю тебя-я! – делает губки бантиком, а я кривлюсь. Алкоголем от него, конечно… несёт адски. – Ты самая-я…

Договорить ему не даёт внезапно подскочивший к нам Лёха:

– Лёнька! – пьяно орёт парень, хватает моего друга за шею, тянет к себе. Тот, естественно, чуть не падает, а я снова промахиваюсь и вообще выпускаю из рук эту треклятую молнию. Матерюсь. – В другой раз приходи к нам на репу репетировать. Ты отлично поёшь!

На репу репетировать… Масло масляное какое-то получилось.

– Ага, когда все вокруг пьяные, любой будет петь как Кобзон, – это Ритка. Подруга стоит в дверях, с прищуром смотрит в нашу сторону. Тоже, кстати, ни фиг-то трезвая.

– У тебя тушь растеклась, – решаю подколоть с серьёзной рожей.

– Правда?! – о, сразу желание язвить пропало. Смотри-ка, как она занервничала, в сумку за зеркалом полезла. Пускай-пускай.

– Вам такси вызвать? – Никита с мобильником в руках заглянул в предбанник, в котором мы, собственно, все и столпились. Сашка и Вова уже давно на улице нас ждут.

– Не, – качаю головой, чуть пошатываюсь. – Я думаю, нам стоит немного п-пройтись.

– Уверена? – парень недоверчиво усмехается. Мне кажется, он самый трезвый среди нас. – А я думаю, что этот товарищ, – кивает на Лёньку, – только позу лёжа сейчас осилит. Прогулка может стать для него непреодолимым препятствием.

Хм, какие сложные слова...

– Чё это?! – Лёнька вдруг всполошился, оттолкнулся от стены, шатаясь. – Всё я ос-силю! – и почесал широкими неуклюжими шагами на улицу.

Я, Лёха и Никита засмеялись.

– Эй, звезда! – пытаюсь поймать друга уже на улице, пока он не шарахнулся в какой-нибудь сугроб. Они, кстати, несмотря на то, что улицы довольно часто убирают снегоуборочные машины (особенно в центре), ещё кое-где есть. – Нас подожди!

– Жду! – резко останавливается, разворачивается на сто восемьдесят градусов и салютует мне ладошкой, мол, «есть, сэр!».

Старательно подавляю смешок, иду к парню.

Ритка что-то спрашивает у Лёхи. Совершенно игнорирую суть разговора, она весь вечер у него что-то спрашивает. Кажется, эта неугомонная девка всерьёз задалась целью охмурить вокалиста.

– Может, вам всё-таки помочь довести его? – Сашка нагоняет меня на полпути к Лёньке. Вроде пили все наравне, а он тоже почти трезвый. С виду и не скажешь, что бухал полдня. Или эти двое на фоне пьяных нас такими кажутся.

– Нен-надо никого до-оводи-ть, – Лёнька отпирается, даже храбрится. – Я сам дойду! – хотя на ногах едва стоит. Хочется подлететь, схватить его под руку и не выпускать. А то вдруг убежит!

– Стой смирно! – ору ему, грозя пальцем. – А то в лоб дам!

Он резко сводит ноги вместе, едва не падает, задирает голову и снова салютует мне ладошкой:

– Есть, мэм! С-слушаюсь, мэм!

– Придурок, – таки не выдерживаю, тихо смеюсь над его клоунадой.

Лёнька широко лыбится в ответ.

Сашка смеётся:

– Он всегда такой послушный?

– Только со мной, – горделиво. – И только когда не в адеквате.

– Завтра выходной? – резко меняет тему парень.

Перевожу на него вопросительный взгляд:

– У кого?

– У тебя, – лёгкая улыбка.

– А, у меня-я! – киваю. Ну очевидно же, правда? – У меня да, у меня выходной.

– Увидимся?

Лукаво сощуриваю глаза, чуть склоняюсь к Сашке:

– А ты шустрый, – меня вдруг ведёт, и парень уже готов протянуть руку, чтобы поймать, но я вовремя удерживаю равновесие. Выставляю перед собой ладонь. – Мы едва знакомы, а ты уже увидеться предлагаешь.

– А что в этом плохого? – ещё и смеётся. Ты посмотри на него. – Я же не под венец тебе предлагаю идти.