Тяжело вздыхаю. Силы всевышние, Безумные Боги, кто-нибудь... дайте мне сил не прибить его.

3. Часть 3 – Дела сердечные

19 февраля

– Боже, как болит голова-а, – Лёнька заходит на кухню, держась обеими руками за виски. Взъерошенный и помятый.

Я сижу за столом, пью любимый зелёный чай с мятой из пакетиков и размышляю о завтрашнем дне. Голова у меня болела не меньше, чем у друга, но за то время, которое я тут сижу, она уже успела немного пройти. Спасибо волшебному чаю. Он мне всегда помогает при похмелье. Хотя тяжёлое ощущение инородной каши в черепной коробке всё ещё оставалось. Вроде и не тошнит уже, но любая мысль о еде мгновенно обращается неприятным тягучим чувством в желудке.

Друг садится напротив, прижимает к груди колено и вяло прислоняется плечом к стене.

– Чего пьёшь? – без интереса спрашивает он.

– Чай, – пристально, но устало смотрю ему в глаза, а он мне.

– Зелёный?

– Угу, – опускаю глаза, делаю небольшой глоток, обхватив чашку ладонями.

– С мятой?

– Ну да, – короткий кивок.

– И нравится тебе пить эту гадость, – Лёнька кривится, всё ещё пристально смотрит на меня.

– Ну, тебя ведь никто не заставляет делать то же самое, – выдавливаю вымученную улыбку, будто подражая его кислой мине. – А мне он всегда помогает от похмелья. Да и вообще, нравится. Говорят, мята успокаивает нервы.

Друг ничего не отвечает, только опускает глаза и пожимает плечами, дескать, «наверно». Спустя пару минут встаёт с табуретки, подходит к окну, открывает форточку. С улицы сразу веет февральской прохладой. Холодный воздух ловко проникает сквозь футболку, пробегает по спине и обнажённым рукам россыпью мурашек. Лёнька достаёт из пачки, лежащей на подоконнике, сигарету, пару раз чиркает пластиковой зажигалкой, делает несколько глубоких затяжек.

– Ритка ещё спит? – решаю спросить я, а то внезапно повисшая тишина сразу начинает напрягать.

– Ага, – парень вдруг усмехается. – Эта спящая красавица теперь до вечера будет дрыхнуть. Ещё нас потом заставит бегать вокруг неё, – он делает тоненький голосок и насмешливо изображает подругу: – Водички мне, таблеточку. Ой, мне так плохо. Так плохо… – в конце театрально хватается за голову с мученическим видом.

Я тихо смеюсь, полностью согласная с его словами, а затем на выдохе отвечаю:

– Это точно. Чай будешь? – решаю сменить тему.

– Только не зелёный.

– Заварю обычный. Чёрный.

– Давай, – кивает друг со странной задумчивостью, не отрываясь от окна.

Я отодвигаю свою чашку в сторону, встаю, выхожу из-за стола. Проверяю наличие воды в чайнике, хотя точно знаю, что там оставалась ещё ровно половина, затем включаю его и бреду к раковине за второй чашкой.

– Сильно я вчера напился? – вдруг спрашивает Лёнька, всё так же не отрываясь от окна.

С трудом сдерживая смех, достаю из шкафчика над раковиной чистую кружку.

– Ну-у, как тебе сказать…

Друг резко оборачивается ко мне. О, кажется, кто-то ни черта не помнит о том, чем закончилась вчерашняя пьянка. Ну, теперь, по крайней мере, понятно, почему у него такой озабоченный вид.

– Ох, не делай такое лицо, – всё ещё смеюсь. Возвращаюсь за стол, беру чайный пакетик из многочисленных коробочек на столе. – Если не считать того, что ты напился вдрабадан и потом до самого дома, не затыкаясь, орал песни, всё было вполне себе прилично, – чуть понижаю голос и ворчу сама себе. – Хотя, если задуматься, вчера все возвращались домой не в лучшем виде.

Лёнька изумлённо округляет глаза:

– Орал песни?

– Ну да, – коротко киваю. Стою, жду пока закипит чайник.

– И, это… ну-у… Никита там..?

– Да, Никита в этот момент тоже ещё был с нами, – положительно киваю, перевожу на друга шутливый взгляд.