Мы стали одной семьей и это семейное отношение друг к другу, полагаю, останется у нас навсегда.

Именно потому я всегда испытывал удовольствие, граничащее с экстазом, осознавая, что с самыми уважаемыми и почитаемыми мною людьми мне довелось испытать полное понимание и встречную дружескую симпатию. Поэтому Кирилл для меня был больше, чем другом – в определенном смысле он стал для меня отражением меня самого, и свою искреннюю дружескую любовь к этому товарищу я планировал пронести до самого конца своей наиболее дееспособной части биографии.

И вот я стою почти на пороге его дома и дежурно-весело отмечаю про себя: Аленка, как всегда, самая ответственная и серьезная из нас, философски восприняла мои утренние сообщения Кириллу и заранее подготовилась к встрече.

Мне даже становится немного смешно – я не удивлюсь, если Кирюха и не вспомнит, что общался со мной несколько часов назад. И я даже немного завидую ему – как много приятных сюрпризов преподносит ему жизнь в силу этого качества его натуры. Он ведь обрадуется, увидев меня!

Аленка улыбается и зовет меня давно знакомым, немного девчачьим, но при этом по-женски глубоким и по-хозяйски радушным голосом:

– Андрей, заходи!

Я тоже улыбаюсь и радостно вламываюсь в дом:

– Спит?

Аленка смеется и кивает. Потом подсовывает мне тапочки и вполне дежурно вопрошает:

– Обедать будешь? Я суп сварила.

Мне немного неловко, что я примчался посреди недели, не предупредив заранее, просто поставив перед фактом, и эксплуатировать гостеприимство Аленки мне, конечно же, не хочется.

Разумеется, я начинаю неуклюже оправдываться.

– Аленка, ты уж прости, совсем не хотел вас тревожить, тут просто такое дело, действительно очень важное дело…

Она снова смеется:

– Кирилл получил несколько сообщений от тебя, но не проснулся, – (я бы сильно удивился, кабы случилось иначе), – ну я его все-таки разбудила, подумала, что наверное что-то важное, если так настойчиво пишешь, – (мысленно краснею, так как понимаю, что не вполне понимал и даже совсем не запомнил, что делал в эти утренние часы), – а он сперва пробубнил, что, мол, дай ему адрес, встретим, а потом что-то глаза прорезал и пошел на кухню. Выпил зачем-то стакан коньяка и вернулся, рухнул и захрапел.

Теперь смеюсь я.

Уж не знаю, всегда это у Аленки выходит ненароком, или она просто тонко подтрунивает над всеми нами, но это невинное изложение истории нашего утреннего общения, которую мы бы, возможно, с ним сами бы и не вспомнили, не будь Аленка свидетельницей и участницей поневоле, повергает меня в хохот. Надо хорошо знать Кирилла и меня, чтобы оценить, насколько это типично для нас с ним, и насколько привычно для Аленки.

От супа не отказываюсь. В моем нынешнем состоянии фрейдистское «Оно» безусловно доминирует над «Я» и, тем более, «Сверх-Я» – сперва надо закрыть основные физиологические потребности, а уж потом о высоком.

Суп, надо сказать, отличный.

Возможно, с возрастом мы становимся слишком мнительными, но даже в выборе рецепта я словно опять ощущаю легкий стёб со стороны Аленки. Сборная «солянка» – одно из лучших похмельных блюд. Потом опять смеюсь про себя, ибо непонятно на самом деле, над кем она хихикает – над неизвестно откуда рвущимся на их дачу Андреем или над подкрепившимся стаканом коньячка ранним утром супругом, который вообще ничего может не вспомнить и сильно удивится прекрасному стечению жизненных обстоятельств – почему-то на кухне сидит старый друг, а в тарелке под носом ароматно дымится так неожиданно кстати и впору пришедшийся похмельный супчик.

Я слышу шлепанье босых ног в коридоре. Спутать этот звук невозможно ни с чем.