Готовить медовухи Петрович был мастер, настаивал их на разных медах, в разные сроки, с разнообразными присадками, роль которых исполняли всевозможные ягоды, от лимонника и до голубики. Большое значение играла и перговая добавка, которая опускалась в зелье прямо в сотах. Под флягу, с наиболее дурным настоем, обязательно нужно подкладывать самосад, – табак такой, специально выращиваемый за зимовейкой.

Любил Петрович компанейских ребят, любил угостить, зашедших погреться, охотников и, по причине своего одиночества, всячески старался задержать гостя подольше, расспросить о событиях в мире, в личной жизни. Вот тут и оказывала медовуха, определённого рецепта, неоценимую услугу, – напрочь отнимала ноги, оставляя, при том, совершенно светлой голову, – беседуй, хоть всю ночь, на что хозяин зимовья был дюже падок. Любил послушать неглупого собеседника, Но и сам, с удовольствием, с азартом даже рассказывал о своей непростой, многотрудной жизни.

Я притащился к Петровичу поздно вечером, уже по темну, с целью переночевать, а вернее перекоротать ночь, а утром заложить круговичок, – поискать кабанов.

На подходе к пасеке невольно залюбовался зимним пейзажем, умиротворением природы в спокойном наступлении сумерек. Лес, спящий под пышными, белогрудыми снегами, сейчас, как бы ещё крепче погружался в сон, распускался в этой ласковой, мягкой постели, окутывающей его. Смолкли дробные перестуки дятлов по мёрзлым, хворым стволам, угомонились, редкие теперь, птахи, весь день порхавшие по веткам в поисках скудного пропитания. А где-то далеко, над проявившимся в умирающей заре хребтом, вертухалась, играла со мной в перевёртыши, маленькая, чуть тёплая звёздочка, – повернётся одной стороной – заблестит, заластится, другой стороной поворотится, и нет её, сравнялась с цветом предночного неба.

Где-то в хребте, нарушая благодатную тишину, начали постреливать деревья, предчувствуя морозную ночь. Снег под ногами, сыто, даже утробно похрустывал, довольствуясь собой, подчёркивая свою значимость. Опускалась ночь.

Зима того года была снежная, зверьё таёжное зимовало тяжело, с трудом передвигаясь и глубоко закапываясь, при добывании пропитания. По этой же причине, собаки быстро стали бесполезными. Поэтому вся охота велась с подхода, с подгляда, – кто кого вперёд увидит, тот и победитель.

Кабаны зимой держатся табунками, порой такой табун достигает тридцати, сорока, и более особей. Конечно, им трудно соблюдать осторожность, они мешают друг другу, не дают прослушать охотника вовремя, и тогда можно подобраться на хороший выстрел.

Ночь занималась звёздная, промороженный воздух уплотнился, стал упругим, на шапке образовался куржак.

В плохую погоду легче охотиться с подхода. Если в лесу падера, все деревья качаются, всё шумит, трещат сучья, валится Кухта, – тут только след найти, а уж подкрасться и добыть, сложности не будет. Но завтра, похоже, погода будет тихая и морозная, скрип от лыж будет разноситься по всей округе. Сохатый, со своими ушами – локаторами, не позволит себя обмануть, далеко услышит. А посему вся надежда только на кабанов.

Петрович встретил меня радостно, с добродушной улыбкой:

–О-о, джангуйда пришёл, – он так навеличивал меня на китайский манер.

–Мясо кушать будем, бражку пить будем. Проходи дорогой, проходи, садись, разболокайся, гостем будешь.

Действительно, уже вскорости, мы кушали хорошо упревшую сохатину, пили крепкую, вкусную медовуху, которая была сварена «по специальному рецепту», испытывали на себе её действие, пытаясь отличить, как она влияет, если пить её охлаждённой, а потом, если чуть подогреть. Оказывается, сей напиток, в охлаждённом состоянии был просто квасом, ну… почти квасом, а если его подогреть,… о-го-го.