В старшей, Пространной, редакции «Повести о Михаиле Тверском» сообщается, что «блаженный, приснопамятный и боголюбивый великий князь Михайло» не только имел в роду «блаженного» предка, мученика, великого князя Ярослава Всеволодовича, погибшего от рук татар, но и рожден от «святой» матери, великой княгини Ксении204. Она почиталась в Твери без официальной канонизации в качестве местной святой205.

Следующие мотивы в биографии мученика также имеют свою параллель в жизнеописании преподобного. Будущий страдалец за веру с детских лет проявляет любовь к Богу, интерес к христианскому учению, грамоте, книжности. В Чт. автор пишет о старшем из братьев, Борисе: «Взимаше бо книгы и чтяше, бяше бо и грамоте научен». Естественно, что тот, кому предстоит испытать мученический подвиг, читает прежде всего «жития и мучения святыхъ». Младший, еще не обученный грамоте, Глеб, «седя и не отлучашеся отъ блаженаго Бориса, но с нимъ день и нощь послушаше его»206. Об Андрее Боголюбском сказано: «Сыи благоверныи и христолюбивые князь Андреи от млады верьсты Христа возлюбивъ и Пречистую Его Матерь»207. Ксения, мать Михаила Тверского, научила сына «святым книгам и всякой премудрости»208.

Все последующие мотивы (кроме описания чудес) выражают специфику именно жизнеописания мученика. Первый из них – мотив желания мученической смерти, приготовления к ней, непротивления. Герой сознательно хочет пролить кровь за христиан, пострадать за веру, принять мученический венец.

Возможны два варианта реализации названного мотива в композиции жития.

В первом случае сначала в сюжете появляется противник христианской веры, русских святынь, который в дальнейшем должен исполнить функцию мучителя. Наличие такого героя (или героев) уже предполагает завязку конфликта и последующее появление его антагониста, героя-мученика. (Герой-мучитель в таком случае чаще всего – внешний враг, он характерен не только для житийных текстов, но и для исторических, «воинских повестей».)

Рассмотрим примеры с таким вариантом построения композиции.

В «Сказании об убиении в Орде князя Михаила Черниговского…» изначально речь идет о внешних врагах, коими являются «поганые татары» и хан Батый. Рассказывается о завоевании Русской земли и установлении обычая ездить русским на поклон к хану в Орду. Прибывшие должны были пройти «сквозе огнь и поклонитися кусту и идолом». Для христианина согласие совершить языческий обряд было равносильно отречению от собственной веры и приобщению к вере поганых. Экспозиция конфликта налицо, далее неизбежно появление персонажа-мученика. Михаил Черниговский предстает как герой, которому «посла Богъ благодать и даръ Святаго Духа на нь и вложи ему въ сердце ехати предъ цесаря и обличити прелесть его, ею же лстить крестьяны»209. Князь заявляет своему духовному отцу: «Азъ быхъ того хотелъ кровь свою пролияти за Христа и за веру крестьяньскую». На что получает «пророческий» ответ: «Вы [Михаил и Федор] будета в нынешнемь веце новосвятая мученика на утвержение инем, аще тако створита»210. После отказа поклониться татарским богам «вельможа» Елдега бросает в лицо строптивцу: «Михаиле, ведая буди – мертвъ еси!» Но князь остается тверд в своем решении: «Азъ того хощю, еже ми за Христа моего пострадати и за православную веру пролияти кровь свою»211.

На стороне татар выступают внук Михаила, ростовский князь Борис, и бояре, которые уговаривают черниговского князя исполнить волю хана и обещают принять за его грех епитимью. «Тогда глагола им Михаил: “Не хощю токмо именемь христьян зватися, а дела поганых творити”». Федор, находящийся рядом, опасается, как бы князь не поддался на уговоры и не поколебался в своей решимости, вспомнив любовь жены и ласку детей. Он напоминает ему слова из Евангелия, которым учил их духовный отец: «Рече Господь: “Иже хощеть душю свою спасти, погубить ю, а иже погубить душу свою мене ради, то спасеть ю”. И паки рече: “Кая полза человеку, аще и всего мира царство прииметь, а душю свою погубить?”» и пр.