– Привет, ты кто? – ее холодный тон вывел меня из окаменевшего состояния. Я осторожно сделал шаг вперед, протягивая яблоко.

– Ифор, меня зовут Ифор. Вот, возьми. Можешь угостить лошадь или сама съесть. Оно очень вкусное.

Ева взглянула на яблоко, затем вновь на меня.

– Оно может быть отравлено. Папа говорил не брать еду у незнакомцев.

Я без колебаний откусил сочное яблоко, весело глядя на неё, а затем вновь протянул ей фрукт.

Ева хотела улыбнуться, но сдержалась. Я заметил это по едва заметно дрогнувшим уголкам её губ. Она не отводила глаз. Её взгляд скользнул по моим черным, слегка растрепанным волосам. Затем она взглянула на одежду, словно оценивая, к какой семье я принадлежу.

В это время лошадь вытянула оставшийся кусок моркови из её руки, но Ева, сосредоточенная на мне, не обратила внимания.

– Что с твоей кожей, почему ты бледный? – спросила она, беря яблоко. В её требовательном тоне я уловил привычку отдавать приказы слугам и ожидать незамедлительных ответов.

– Родился таким, – непринужденно ответил я, стараясь не чавкать. Стало немного неловко. Она смотрела на меня, изучала и оценивала. Я тщетно пытался вспомнить как нужно вести себя с девчонками, да еще и благородных кровей. Все что читала мне Люсьен, вылетело из головы, и я чувствовал себя болваном.

Некоторое время мы молча стояли, смотря друг на друга. Яблоко в ее руке исчезло во рту лошади. Таким путем это яблоко мне досталось и все для того, чтобы лошадь Евы съела его.

Я на мгновение даже пожалел, что поделился таким вкусным фруктом. Не знаю почему мой расчет был на то, что сама Ева его будет есть, но вместо этого она отдала его лошади. Хотя перед таким выбором поставил ее я. Интересно это любовь к животным или действительно она не доверяет незнакомцам и боится отравления? Лучше бы сам съел…

Она прочла мои мысли и неожиданно разразилась смехом. Ее смех красивый и завораживающий. Ни как мы, мальчишки – гогочем громко, бесцеремонно. Нет, она смеялась совсем не так. Нежный и мелодичный звук коснулся моих ушей и понесся дальше, заполняя пространство вокруг. Он был тихим, но при этом казалось, что я бы услышал его хоть на другом конце деревне. А может он хорошо гармонирует с вечерним ветерком?

– Твой взгляд такой смешной, будто ты сейчас заплачешь – произнесла она все еще на веселых нотках.

Я улыбнулся, отбрасывая мысли о яблоке и ее смехе в сторону.

– Все хорошо Ева, просто она так забавно ест. А как ее зовут?

– Ее зовут Кислинка. А как ты узнал мое имя? – В голосе ее проскользнуло явное удивление, но повелительных ноток я больше не было. Неужели мне удалось расположить ее к себе? Возможно, с друзьями и близкими она общается легко, сбрасывая оковы этикета и социальных статусов.

– Услышал. Подходил к дому, когда вы только прибыли. Я тут живу, соседи. Вот! – я неуклюже махнул рукой, указывая на свой дом.

– Милая леди, пойдемте ужинать, – прозвучал голос за спиной Евы. Это была служанка Тори, худощавая женщина средних лет, вонзившая в меня взгляд, полный недоверия и презрения. Разумеется, деревенский мальчишка, сын пастуха, не заслуживает беседы с дочерью герцога Саланара.

– Мне пора, – тихо сказала Ева, одарив меня легкой улыбкой.

– Идите в дом. Я привяжу Кислинку рядом со своей лошадью.

Они ушли, а я еще долго стоял у дома, смакуя эту непринужденную беседу. Возникло желание вновь увидеть Еву, поговорить с ней – пусть и недолго. Появление нового человека освежило мою серую, скучную жизнь. Но мир Евы был интереснее. Каково это – жить в больших городах или в крепостях? Последнее время ловлю себя на том, что мне вдруг становится тесно, неуютно тут. Я хочу учиться, хочу путешествовать, хочу узнать мир. Генри не разделял моих амбиций. Он убежден что в деревне тихая и безопасная жизнь. Всегда можно прокормить себя, а если освоить нужное ремесло, можно вообще жить припеваючи. «В больших городах все кипит, там твоя жизнь ни стоит ничего – говорил он мне, – тебя затопчут, не заметят. Мир жестокий, а мы в нем лишь пылинки». Но я считал иначе. Любопытство, мальчишеский азарт, вызов самому себе – вот что меня толкало на подобные мысли. Я хотел перемен и искренне не понимал Генри, как можно прожить в деревне всю жизнь.