– Что-то не верится, – буркнула старушка.

И тут же ожила Эмберлинн:

– Идёмте со мной, Аманда. Покажу вашу спальню.

Наверное, впервые в жизни я узнала, что из себя представляет неловкое молчание. Мать Джулиана не спешила нарушать тишину, и служанки, тенью следовавшие за госпожой, не проронили ни слова, пока мы степенно двигались к гостевым покоям. А идти, должна сказать, пришлось долго. Во-первых, дом действительно был огромный. И очень старый, должна отметить. За зашкаливающим количеством дорогого антиквариата скрывались трещины и налёт времени. Налёт не одного десятилетия, а вполне возможно, что и столетия: он отражался в сколах на мебели, в потускневшей латуни светильников, в зеркалах, настолько старых, что себя в них можно было разве что представить.

Что же касается «во-вторых»… То ли гостевое крыло у них располагалось в особняковой заднице, то ли меня действительно решили поселить как можно дальше от Джулиана. Поднявшись на третий этаж и пройдя по бесконечно длинному коридору, мы наконец упёрлись в дверь, недовольно заскрипевшую, когда всё-ещё-не-герцогиня попыталась её открыть. Толкнула раз, другой – дверь поддалась с трудом.

– Надеюсь, вам у нас понравится, Аманда, – заявила её светлость, окатив меня, как снежной лавиной, ледяным вниманием. – Располагайтесь и отдыхайте. Уверена, вы устали после дороги. Нати и Мона, – едва удостоила взглядом служанок, – в вашем распоряжении. Помогут принять ванну, привести себя в порядок к ужину. Ваши вещи тоже скоро принесут. У вас же имеются личные вещи?

Что называется, почувствуй себя нищенкой с большой дороги.

Сказано это было с таким видом и таким тоном, словно я действительно была бродяжкой, явившейся к ним за чёрствой буханкой. Сделав вид, что издёвка меня не задела (по-хорошему, так и не задела – плевать я хотела на эту леди), ответила с милой улыбкой:

– Вещи остались в экипаже. Благодарю за гостеприимство, ваша светлость.

Подумывала назвать её «мамой» (Джулиану было бы приятно), но решила не портить наши и без того слабые зачатки отношений. Я девушка неконфликтная, к провокациям привычная и в принципе во многом пофигистка. Пусть брызжет ядом сколько душе угодно, во мне за годы работы скопилось достаточное количество антидотов.

– Что ж, – леди выглядела неудовлетворённой, – тогда оставлю вас. Нати, Мона, скорее наберите ванну! Видите же, как сильно лэсси в ней нуждается.

Плюнув очередным ядовитым дротиком в сторону нежданной гостьи, леди со свинскими манерами наконец убралась. Я осталась в компании молчаливых служанок и мрачного антуража. Спальня выглядела так, словно её выковыряли из какого-нибудь средневекового замка и впихнули в этот дом, чтобы придать ему ещё больше мрачности: каменные полы, кровать на возвышении под массивными колоннами балдахина, постланная у камина шкура. Де Бурги слыли заядлыми охотниками, и, видимо, такой «красотой» напичкан весь дом. Так ли это, скоро узнаю. Надо только как-то избавиться от надзора служанок.

Но для начала искупаться действительно не помешает.

– Приготовить для вас ванну, лэсси? – зачем-то уточнила одна из девушек, румяная, пышная, рыжеволосая, словно запечённая до золотистой корочки сдобная булочка.

– Буду благодарна, На…

– Мона, – не слишком-то любезно перебила девушка.

Следовательно, вторая – наоборот, высокая и худая, Нати.

– Буду благодарна, Мона, – выделила я последнее слово.

Пока девушки возились в дальнем углу, где и располагалась за видавшей виды ширмой чугунная ванна, я бегло осмотрелась. Окна «средневековой спальни» выходили в сад, и вид обласканных солнечными лучами деревьев и лужаек помог расслабиться. Если честно, комната мне не понравилась. Стоило переступить порог, как сердце на мгновение сжалось и появилась мысль убраться отсюда как можно дальше. Странное, ничем не обоснованное чувство страха… Такого колючего, въедливого, липкого, что ещё больше захотелось искупаться.