4. Летописец говорит о посещении апостолом словен ильменских («идеже ныне Новъгород») и его знакомстве с местным обычаем мытья в банях. Сразу же стоит отметить, что предполагать присутствие в Приильменье славянского населения в I в. по Р. Х. не приходится. Таким образом, возникает сразу несколько вопросов. Если мы признаем упоминаемых в тексте словен следствием исторической интерпретации предания летописцем, то можем ли мы тогда доверять сообщению летописи о появлении св. Андрея в Приильменье в качестве исторического свидетельства? Ведь в данной ситуации остается актуальным вопрос, прозвучавший выше в отношении киевских гор: каким образом могло сохраниться воспоминание о посещении апостолом именно этой местности, а не какой-либо иной? Однако, если подобное доверие данному известию все же допустимо, важно понять: что представлял собой этот регион в апостольское время? Какова была этническая принадлежность местных жителей, которых встретил здесь св. Андрей? И мог ли он наблюдать у них столь удивившее его «мовенье» в банях? С другой стороны, признаем возможность и иной трактовки этого эпизода – в услышанном летописцем рассказе действительно шла речь о посещении апостолом некоей славянской племенной группировки, а вот привязка ареала ее проживания к Приильменью (и как следствие – упоминание словен ильменских) является результатом интерпретации предания св. прп. Нестором. В таком случае возникает вопрос – какой регион Восточной Европы на самом деле посетил св. Андрей после благословения киевских гор и могло ли быть свойственно его обитателям мытье в банях?

5. Летописное предание не содержит явных указаний на то, что апостол отправился из Восточной Европы в Рим по морю вокруг континента, однако считается, что данный рассказ подразумевает именно такой путь. Возможно ли было подобное путешествие в I в. по Р. Х.? И есть ли у нас основания предполагать какой-либо иной маршрут заключительного этапа странствия св. Андрея?

Попробуем ответить на сформулированные вопросы. И, прежде всего, попытаемся выяснить возможный источник сообщенных летописцу сведений. Принято считать, что рассматриваемое предание сформировалось на Руси в течение XI столетия. Как полагает И. С. Чичуров, «создание предания о хождении ап. Андрея на Русь связано с утверждением культа святого на древнерусской почве».[119] Именно в XI в. здесь складывается традиция почитания апостола: родившийся в 1030 г. сын св. блгв. кн. Ярослава Мудрого Всеволод получает в крещении имя Андрей, в 1080-е – 1090-е гг. на юге Руси строится по меньшей мере два храма св. Андрея – в Киеве (при нем основывается женский монастырь) и в Переяславле-Русском.[120]

А. Ф. Литвина и Ф. Б. Успенский полагают что, в домонгольской Руси «князь, получивший в крещении имя Андрей, чтил, по-видимому, и апостола Андрея, и Андрея Стратилата, и Андрея Критского и всех прочих своих небесных тезок. Определенного рода синкретизм в отношении своей “небесной генеалогии” соответствовал тому синкретизму культа одноименных предков, который имел место в генеалогии земной».[121] Однако, в отношении князя Всеволода—Андрея Ярославича подобное суждение вряд ли можно признать правомерным. Свидетельством первостепенного почитания на Руси XI в. именно апостола Андрея являются месяцесловы – он упоминается во всех известных нам четырех месяцесловах древнерусских Евангелий XI в., начиная с Реймсского Евангелия первой половины XI в. и заканчивая Мстиславовым Евангелием конца XI – начала XII вв. А наиболее ранние упоминания св. мч. Андрея Стратилата и свт. Андрея, архиепископа Критского представлены лишь в месяцеслове Мстиславова Евангелия. В общей же сложности упоминания св. апостола Андрея Первозванного, св. мч. Андрея Стратилата и свт. Андрея, архиепископа Критского в четырнадцати сохранившихся месяцесловах домонгольских древнерусских Евангелий XI – начала XIII вв. распределяются следующим образом (соответственно): 14, 5, 4.