Так, постояв в счастливом беззвучном взаимопонимании несколько минут, мы вернулись в номер. Слова больше не требовались ни уму, ни сердцу.

В гостинице был даже сервис – переходящий от администратора из комнаты в комнату электросамовар. Москвичи, явно желая продолжения общения с интересной парой, попросились в нашу комнату для совместного чаепития, используя, конечно, рациональную подоплёку. И мы, двойной компанией, разместились за одним большим столом на ужин.

Москвичи оказались очень начитанными эзотерической литературой, и, будучи в активной фазе поисков истины, безостановочно фонтанировали, в разговорах с Риммой Михайловной, до самого темна. Не было ни одной малейшей паузы, чтобы я мог вставить хоть слово. Николай только слушал без малейшего позыва к разговору. А Юрий Павлович, радушно улыбаясь, лишь наблюдал за всеми, а когда глянул на меня, то вслух отметил:

– А Андрей только балдеет от удовольствия…

Так оно и было. И мы с ним впервые обменялись тёплыми взглядами взаимопонимания. Иногда, всё-таки, Юрий Павлович произносил весомую фразу, но только когда Римма Михайловна просила его:

– Юрочка, поясни им, как коротко ты умеешь…

При этом все затихали, слушая учителя (в чём у присутствовавших сомнений не возникало). Когда за окном уже стемнело, и стал затухать общий разговор, москвичи попросили Юрия Павловича и Римму Михайловну провести диагностику кармы каждому из них, по очереди. И, не обращая на меня внимания, ребята в своей наглой московской манере наперебой распределили очерёдность между собой. Уединившись в дальний угол просторной комнаты, целители (как я с тех пор начал их называть для себя) принимали москвичей по одному и шептались с каждым минут по десять или больше, в то время, как остальные терпеливо ждали, также тихо переговариваясь. Я скромно ожидал своей, последней, очереди, когда последний москвич покинет нашу комнату. И когда мы, наконец, остались вчетвером, заявил о себе:

– А теперь со мной… – сказал я с надеждой, интуитивно же предчувствуя отказ.

– С тобой будет особый разговор, но не сегодня. Уже все устали и давайте ложиться спать, – с тёплой улыбкой и просьбой на лице, но твёрдо подытожила нелёгкий день Римма Михайловна.

Все четверо дружно стали укладываться по постелям. А я, перед тем как лечь, в непривычно чистую постель, вынул для подсушки из своего рюкзака мокрую, ещё с ледника, альпинистскую верёвку и другие сырые вещи, включая мокрую пуховку, чтобы они совсем не сопрели. Развешал всё на вешалке, на спинках кровати и стула. По комнате сразу разошёлся стойкий запах прокопчённых костровым дымом, пропитанных моим потом и дождевой водой, с её особым ароматом, походных вещей. При этом никто из моих соседей по комнате не подал даже виду, понимая сию необходимость.

Следующие два дня мы ехали вместе, так вчетвером и трапезничая на остановках и пересадках. По инициативе Риммы Михайловны наши перекусы ограничивались свежим хлебом с вкусными местными помидорами. Такое сочетание я всегда любил, а тем более, после скудного питания в походе, для меня это было верхом вкусового блаженства. В салонах попутных автобусов я не раз стал свидетелем энергетической и словесной помощи, то есть работы «моих» целителей с попутчиками. Это происходило так гармонично и ненавязчиво, что мне оставалось лишь любоваться моими новыми друзьями, кем я стал их, про себя, считать. Так, по факту происходящего, я удостоверился в искренности рассказа Риммы Михайловны об их непростой жизни. А ещё она рассказала мне, в пути, что и угла у них своего нет и других источников благ тоже, включая, конечно, денежные. Живут они на квартире, предоставленной друзьями бесплатно. А пенсию будут получать только через несколько лет. Ради такого гармоничного объединения они оставили свои прежние семьи с повзрослевшими детьми, оставшись без жилья. А Юрий Павлович ещё и бросил высокооплачиваемую работу высокопрофессионального автомеханика. Он пользовался в этой сфере широкой востребованностью, как специалист. Но «Небо» призвало его на иное поприще, на то, что они с женой имеют на сегодня.