Огибаю кухонный остров, вставая напротив Стаси.

– Не будь козлом, верни.

Протягивает подрагивающую ладонь вперед, слегка оперевшись на столешницу.

– Попробуй попросить нежнее, – изредка поглядываю на девчонку, которой не удаётся дотянуться до телефона. – Или я напишу, что ты любишь прыгать в тачки к незнакомцам. Даже не придется врать.

Быстро набираю текстовое сообщение и отправляю Оксане. Но полного удовлетворения не получаю. На месть за острый язычок не тянет.

– Как думаешь… уместно будет отвлечь наших предков от ужина в ресторане и спросить у мамы кое-что личное?

Стася продолжает сверлить меня недовольным взглядом. Молчит. Выражение её лица не меняется. Она жаждет меня убить, жаль ручки коротки.

– Например… можно ли на первом свидании пойти дальше, чем поцелуй? – я не шучу и задаю вопрос в личной переписке с Оксаной. – Кстати, Полежаев тебе предлагал полежать? Или как настоящий душнила ограничился походом в "КейЭфСи"?

– Заткнись, – не выдерживает и кричит так, что мне хочется заткнуть уши или ей рот.

– Ого, смотри, – поворачиваю телефон экраном к Стасе. – Мама просит тебя не делать глупости и уважать себя. Спорим, если я спрошу про резинки, она тебя письменно прикончит.

– Прекрати, – хрипло просит, сжимая кулаки. – Что нужно сделать, чтобы ты перестал меня доставать?

– Завтраки в постель, – выключаю телефон и прячу его в задний карман брюк.

– Можем начать с ужина, – задыхается от возмущения. – Мама просила тебя накормить. Лови.

Подтаявший сорбет липкой массой прилетает мне в лицо. Стекает со лба и скользит по щекам. И пока я смахиваю с себя остатки позора, маленькая дрянь сбегает.

7. =7=

Стася

Я успеваю выскочить из кухни, пересечь холл и даже подняться по лестнице. Но когда до теперь уже моей спальни остаётся рукой подать, Мирон настигает меня.

Липкая ладонь смыкается на моей шеи сзади. Жёсткие пальцы намеренно вдавливаются так, чтобы я не смогла вывернуться из их захвата.

– Ты что смертница? – с хрипотцой в голосе произносит Мирон, буквально задевая горячими губами мочку моего уха.

Сжимаю губы, соображая, как бы помягче ответить и не огрести ещё больше. Ведь я почти физически чувствую напряжение и гнев Власова. Ему ничего не стоит просто придушить меня, пока в доме нет свидетелей.

– Ты сам напросился, – конвульсивно веду плечом, будто у меня судорога. – Не стоило вмешивать маму. Она теперь подумает обо мне…

Я не успеваю договорить. Мирон резко разворачивает меня лицом к себе, продолжая крепко удерживать за шею. Теперь его заведённая за мою голову рука грузно лежит на моём плече. Давит, ещё больше доказывая доминирующее положение парня.

Из-за нашей тесной и жутко неудобной позы мне приходится уткнуться в груду мышц Власова. Искушающий аромат его кожи раздражая рецепторы, приятно щекочет в носу. Жар, исходящий от полураздетого тела обволакивает, а непозволительная близость словно погружает меня в забытье.

Подавив вздох, поднимаю голову. Сцепляюсь с Мироном взглядом, стараясь не обращать внимания на видимые остатки мороженого на его лице.

– Что подумает? Что хорошая девочка стала плохой?!

Прищуривается. Опускает взгляд на мои губы, словно трогает глазами каждый их миллиметр. Чего он там хочет на них рассмотреть, я не знаю. Но мне становится жутко неловко.

Хочется выпутаться из душных объятий, пока моя голова ещё способна мыслить.

– Отвали, ладно?! – наконец разлепляю свои пересохшие губы, поражаясь тому, как жалко звучит мой голос.

– Не-ет, – шипит Мирон. – Тебя ждёт десерт.

– Этот что ли? – подушечкой большого пальца стираю с кончика носа розовую густую каплю.

Сдержать тихий смешок не получается. И тот, прилетая в перепачканное лицо Мирона, злит его по новой. Сердце замирает, и по коже пробегает холодок.