Братается с горькой волной,
И горе, проклятое горе
Обходит его стороной.
…Реальность выводит из сказки,
Ему девять лет и он спит,
Парнишка прикован к коляске,
А мозг океан бороздит.
«Я в той стране, где снег, как чудо…»
Я в той стране, где снег, как чудо,
Где каждый камень осиян,
Живу, но все же не забуду:
Сугробов белые верблюды,
Зимы извечный караван.
Ни там, ни здесь нет превосходства
Ни в старине, ни в новизне.
Различье есть, но есть и сходство,
Оно – не кровь, не первородство—
Те чувства, что живут во мне.
«Я камин бы разжег – нет камина…»
Я камин бы разжег – нет камина,
Я бы выпил – так бросил уж пить,
Как там было в стихе том старинном:
«Хорошо бы собаку купить…»
Есть собаки, аж две, есть и кошки…
Может жив я, спасибо зверью,
Потому лишь, что хлебные крошки
Прямо с рук моих птицы клюют.
Бендерская Валентина
(Израиль)
Тель-Авивские вариации
Люблю тебя, мой Тель-Авив!
Гулять по улочкам пустым,
Когда в душе любви прилив,
И перезревших чувств отлив,
И шторм в подкожной бухте…
Люблю ночной твой мягкий бриз,
Прохладу в дом несущий,
Плеск тихий волн и кипарис,
Уснувший в лоне лунных риз,
Закутанный, как в юхте.
Люблю прибой, толкущий брег,
В лицо – плевки солёных волн,
Скитальцев моря, как абрек,
Неустрашимых… Их набег
На пирс, разлёт на кнехте…
Мой Тель-Авив, уже родной!
Трепещет сердце в платье,
Когда лечу к cебе домой,
В шум окунаюсь с головой, —
Он день и ночь на вахте!
Улица Буграшов
К морю шагаю по линии Буграшов.
Пятидесятый размер —
Шорты на мне, наизнанку шов
Майки в полоску… Сер,
Вида невнятного и неопрятного —
Брусчатый гобелен,
Да неприглядна для глаза залётного
Старость потёртых стен…
А я шагаю свободно, и дорог мне
В меру горбатый наст,
Ставни из прошлого, прошлая жизнь в окне —
Невозвратимый пласт…
Тянутся к небу, собою любуются,
Чтя городской кряж,
Новые башни, держа фасон улицы,
Носом уткнувшейся в пляж.
Видные домики – чистые, гладкие,
Только совсем другой
Стиль оголяется: нищий загадками
И, к сожаленью, немой…
Массада
В земле природы обветшалой,
Покрытой пылию веков,
В расщелине годины шалой,
С прозреньем веры запоздалой
Утихли натиски врагов.
Солёно-горькая водица,
Разлом заполнив до краёв,
Туркизом призрачным искрится,
Манит, но ею не напиться,
Не напоить земли покров.
В сей чаше ветры одичали,
Здесь ненасытная беда
Со злом трагедию зачали,
Здесь слёзы высохшей печали
Окаменели навсегда.
Украинский мотив
1
Нёс меня чёрный конь в Украину
в триста сорок сил лошадиных.
С каждым пройденным километром
и в окно залетавшим ветром
силы множились. Без усилий
колёса метры косили
по дороге до Рiдної Неньки…
Плескал из небесной крынки
астрального мира пеан —
млечной россыпью звёзд океан.
Будоражили космос ночи:
«Я так хо́чу», «Зеленi очi»,
«Вiдпусти», «Вище неба», «Без бою», —
я желала напиться судьбою,
повторяя стократ вокализы
«Океана» имени «Эльзы»3!
2
Я из мира сего:
я – из песен и мовы,
из цветов и листвы,
вышиванок и лент,
из вишнёвого сока
и яблок медовых,
из росы на лугах
и тумана у рек.
Я – из хлеба ржаного,
щедрот каравая,
из истории пращуров
вольных кровей,
из воды родниковой
Полесского края,
украинской земли
незасохших корней…
3
Обрамляют июль георгины,
Медяки собирают деревья,
Завлекают кораллы рябины, —
Ранней осени признак преддверья.
Лето юное только зарделось,
Заманило своим ароматом,
Только птичье казачество спелось, —
Осень ранняя просится сватом…
Незаметно крадётся по плюшу
Мха болотного ягодой спелой…
Осень ранняя просится в душу —
Я её не пущу дальше тела.
Диатоника чувств
1
У небесной любви – земные черты:
это руки твои, это нежность и голос
под прикрытием слов, где слышны Я и Ты, —
чистоты расцветающий лотос.
Обними, защити обнажение чувств,
непорочность зачатья движенья друг к другу.