Я лежу и шатаю пальцем зуб. На десне из-за этого зуба пузырь, больно. Следует кого-нибудь разбудить, но я не собираюсь до тех пор, пока не вырву. Слышу отрываются нитки плоти, за которые крепится зуб. Отрываются по одной, и я всё время думаю, что это последняя. Глухо отрывается самая крепкая, палец соскальзывает, лопается пузырь. На белую простыню проливается кровь, зуб падает, я рассматриваю его. Я иду к родителям, они не спят. Мне дают содовый раствор, и я полощу, стоя на небольшой белой табуретке. Боль перестаёт. Язык сам собой ходит по пустоте, где только что был зуб. Переворачиваю подушку.

В доме есть гладильная доска. Сложенная, она ходит на двух своих тонких синих ножках, говорит женским басом: эннн, энн, энн. Я стою на кухне и присваиваю явлениям буквы и цифры. Гладильная доска ― Н. Дверь ― Т. Мама ― Л. Папа ― В и Е. Я сам ― И. Брат ― цифра 4. Дьявол ― W. Дождь в городе ― 14. Дождь на даче ― 3. Наш автомобиль ― А2. Скорпион ― 1001. Змея ― 7. Храм ― 7. Смерть ― 4. Собака ― Д. Дорога ― С. Вода ― Я. Стоять ― Р. Ходить ― О. Кухня ― Ж. Мужчина ― А. Женщина ― Э. Кошка ― 5. Бог ― М. Лодка ― U. Синий цвет ― L и Г. Магнитофон ― N. Москва и телевизор ― N. Флаг ― К. Насекомое ― Щ. Собака ― 1.

Сны стали оранжевые. Лев и я летаем над Уралом, разговариваем на человеческом языке. Такие сны были часто, но в один момент прекратились. Перед окнами нашего дома, там, где мне нельзя ходить одному, разрывается земля, в разрыве смертельная жижа. Лев и я падаем в неё, но он выталкивает меня в окно спальни, лечу к оранжевому покрывалу, просыпаюсь и вижу, уже наступил день, яркое солнце светит на ящики, которые стоят на шифоньере. На боках ящиков наклеены ромбы, на ромбах в три черты пламя. Льва во сне я больше никогда не видел.

Самое страшное ― остаться в запертой комнате с летающим ножом.

Возвращаемся из гостей поздно. Идём через двор, где в круглой деревянной беседке сидят двадцатилетние. Гитара, летают угольки сигарет, поют. Желтая лампочка на скрученном проводе свешивается над ними. Мама говорит, когда они были молодыми, тоже пели. Я говорю, хочу быть молодым. Все смеются. Мама говорит, что человек остаётся в возрасте двадцати лет, никто не считает себя старше. Я чувствую, что брат хочет туда, но его не пустят сейчас, заканчивает школу, должен учить алгебру. Ночной запах приятен, хочется гулять ночью.

Брат берёт меня с собой, когда едет в Горячий Хлеб. На большой велосипед крепим специальное сидение. Брат подсаживает меня. Трогаемся, приятный ветер, пахнет водой от реки и степью. По краям дороги плиты, заросшие травой, рядом разрушенный башенный кран. Мы останавливаемся, идем через поваленный бетонный забор. Смотрю в окно третьего. На подоконнике недостроенного дома сидят парень и девушка. Я вижу, что они целуются, и брат видит, но мы ничего не говорим друг другу. Об этом нельзя говорить. На куче кирпичных обломков лежит скелет. Через серые рёбра просвечивает солнце. Брат говорит, что это собачий скелет без головы. Череп стоит на ржавой бочке. Я хочу скорее стать взрослым. Целовать девушек и сидеть на подоконниках, где хочу, разглядывать и трогать собачий скелет. Взрослым много разрешено, но они не часто пользуются свободой. Когда мы приходим домой, мама разрезает хлеб. От хлеба идёт пар. Спрашиваю брата, когда смогу учиться ездить на велосипеде. Отвечает, когда будешь доставать от сидения до педалей, для этого нужно вырасти. Входит папа, говорит, в старом гараже есть Школьник, пусть учится на нём.

По телевизору реклама. На пляже девушка. Мне нравится, как она выглядит, её фигуре я присваиваю звук мё. Она мне нравится, говорить об этом взрослым не решаюсь. Они могут подумать, что мне могут нравится девушки. Во мне подозревают любовь и смотрят на меня лицом, за которым сидит смех.