За ревом музыки и собственной болтовней, и хохотом, гости не слышали перебранку с балкона. Зато отчаянный вопль Софьи услышали. Потом завыла автомобильная сигнализация и заорала Марина. Выбежав на балкон, гости увидели бьющуюся в истерике хозяйку, а далеко внизу – тело Сони на асфальте и полицейскую машину, вползающую во двор…
По словам Марины, она действительно поругалась с Соней, в сердцах пригрозила ей и даже "пару раз вложила, а то эта коза борзела реально". Но тут же спохватилась: за такое можно и пинка под зад получить. Юлиан дружит с Сонькиным отцом-банкиром. К тому же он и так зол на Марину из-за того, что они запороли несколько дел, когда она судилась с соседом. Юлик уже высказал ей в резкой форме все, что думает об этом: "Черт тебя дергал ночью во дворе в телефон орать! Здорово же ты заманала соседей, если они уже ведра из окон начали на тебя выливать! Теперь еще и наша работа из-за этого страдает! Учти, мое терпение не безгранично. Твои отношения с соседями меня не касаются, но если из-за этого фирма будет нести ущерб, я сделаю выводы!". А если еще и Сонька пожалуется на "наезд" с рукоприкладством, Юлиан приведет угрозу в исполнение. Так можно не только Андрея, но и работу потерять… "Хрен с ними, руки марать неохота!" – еще раз послав Соню по известному адресу, Марина прошла на кухню, дверь которой тоже выходила на балкон. Но едва перешагнув порог, она услышала за спиной отчаянный Сонин вопль. Обернувшись, Марина увидела метнувшуюся тень. На полу валялась одинокая туфелька Соньки. Во дворе завывала чья-то машина. Подойдя к открытой оконной створке, Марина посмотрела во двор… и чуть не свалилась в шоке вслед за Соней.
– Охота за тенью, – хмыкнул Коган, выслушав Марину, – вы, конечно, не видели, куда эта тень метнулась и ничего толком не разглядели: рост, комплекцию, одежду?..
– Вы мне что, не верите? – вскинулась Мухина. – Это длилось всего пару секунд, и на лоджии было темно, вы бы тоже ни хрена не разглядели! Я не выбрасывала Соньку! Я еще с ума не сошла! Сами можете себе представить, что со мной сделал бы ее папендель! А меня сейчас крайней сделают потому, что все знали, как она увела у меня парня!
Ефим еле заметно поморщился; ни потерпевшая, ни подозреваемая добрых чувств у него не вызывали, но промолчал.
– Все показания свидетелей против вас, – терпеливо объяснял он, – на балконе вы были вдвоем, с улицы слышали вашу перебранку, вы угрожали стукнуть Софью Исааковну головой об асфальт… Как вы уходили на кухню и как мелькала тень никто не видел. Для всех свидетелей Софья упала с балкона после того, как вы пригрозили ей расправой.
Марина выругалась, вытерла слезы и ответила:
– Блин, да я это просто так сказала… Ну, выбесила она меня! Вы что, сами никому на психе не говорите "Я тебя убью"? Но ведь не убиваете же!
– Это верно, говорю, – кивнул Коган, вспомнив, как часто в сердцах он грозится "порвать на британский флаг", "оторвать все лишнее", "отправить в хор кастратов" или "искупать в унитазе". Но пока еще все, кому он это сулил, целы, невредимы и в "ночную вазу" не окунались.
– Я заплачу сколько скажете! Вы можете развалить дело? Прикопаться к чему-то и развалить? Или дать на лапу? – напирала Марина. – Или дать им п…лей, чтобы искали того урода, а не манались ко мне?
– А у вас нет предположения, кто мог желать гибели Софьи настолько, что не испугался даже ее отца? – поинтересовался Ефим, про себя усмехнувшись над пассажами Марины о взятке следователю или развале обвинения.
Неестественно гладкий лоб Марины наморщился от напряженного размышления.