– Но не думай, что я такая же, как ты, – прибавила она. – Потому что я не такая.
По правде говоря, я счел Аннализу абсолютно уникальной. Полагаю, во многих отношениях я произвел столь же сильное впечатление на нее: обычный парнишка из обычного мира, который эту девочку якобы не интересовал. Но я почувствовал – в тот самый момент, когда она отвернулась и пошла прочь, – что наши противоположности притягиваются. Что мы в каком-то смысле пара. Когда мы достигли помещений, некогда бывших парадными залами Редхауса, то оказалось, что кристаллических наростов становится все больше. Потолки в основном рухнули, со многих стен осыпалась богатая лепнина. Сперва на прогнившем полу попадались всего лишь крупицы машинного льда. Потом на немногих сохранившихся потолочных балках появились крупные висячие наросты, похожие на люстры.
– Раньше здесь жило гораздо больше людей, – как будто невзначай сказала Аннализа. – Но им пришлось уйти. Тут когда-то работали эфирные двигатели, как и в Брейсбридже.
Значит, она слышала о Брейсбридже! Но вопросы и чудеса сыпались друг за дружкой слишком быстро. Мы вошли в комнату, чьи стены тянулись ввысь, к огромному, невероятным образом уцелевшему световому фонарю овальной формы. Со всех сторон вздымались книжные утесы, осыпающиеся и просевшие, опоясанные балкончиками. Это место превосходило мои представления о библиотеке, хотя явно когда-то было ею. Здесь вновь переплелись две тихо враждующие стороны особняка. Испещренные темными прожилками, светящиеся наросты машинного льда оккупировали полки и стекали по лесенкам сверкающей пеной, ниспадали на пол застывшими волнами. Даже стеклянный купол был наполовину покрыт льдом, от чего сделался похож на моргающий глаз. Я дотронулся до одного нароста. Кристаллы были холодными, хрупкими. От моего прикосновения они рассыпались с шипением и звоном.
Я ощутил щекой дыхание Аннализы.
– Мне нравится здесь читать, – сказала она.
– Я тоже люблю читать, или, по крайней мере…
– …полагаю, разглядывать картинки. – Не успел я возразить, как она продолжила: – Единственная проблема в том, что вся эта библиотека слишком старая. Книги рассыпаются на глазах.
Я взял томик с вершины книжной горы, выросшей на полу. Страницы вспорхнули, будто снежные хлопья. Как же печально смотреть на погибающее знание. Но когда я повернулся к Аннализе, она улыбалась.
– А ну-ка! Спорим, ты меня не догонишь! – Она сиганула через перила, схватила с полки книгу и швырнула в меня. Я пригнулся. Том скользнул по выложенному плиткой полу. На корешке был гребень из кристаллов.
– Взгляни на картинки! Ты ведь даже не умеешь читать!
Мимо просвистела еще одна книга.
Рассерженный и повеселевший одновременно, я вскарабкался на балкон следом за ней. Дерево скрипело, отламывались щепки. Машинный лед с шипением осыпался. Аннализа порхала впереди, снова и снова швыряясь книгами и оскорблениями.
– Слыхал о Платоне? – крикнула она с яруса надо мной и бросила том, который ударился об пол с глухим звуком, будто кирпич. – Он был человеком, совсем как ты, однако гораздо умнее. Открыл эфир задолго до грандмастера Пейнсвика, но на самом деле только мысленно. Это пятый элемент, который ходит по кругу, в то время как все прочие движутся по прямой. – Еще одна книга пронеслась мимо меня, войдя в штопор в длинных полосах солнечного света и хлопая блистающей от кристаллов обложкой. Летели все новые и новые тома, взмахивая страницами, словно крыльями, позволяя мельком взглянуть на свои яркие иллюстрации. Они срывались в полет и огибали меня, а потом скользили по далекому шахматному полу библиотеки. Когда Аннализа вырвалась вперед, я сам начал сбрасывать книги с окружающих полок, карабкаясь с уступа на уступ. Наконец мы заключили перемирие и легли, раскинув руки и тяжело дыша, на плиточном полу среди обломков нашей битвы. Мои исцарапанные ладони и колени были покрыты серебристо-белой пылью. Огромная, жутковатая библиотека сияла.