Мы поднялись по истертым полукруглым ступеням, ведущим к парадному входу, который был далеко от части дома, пораженной льдом. Мама постучалась. Как будто сам воздух задрожал, но поначалу внутри не раздалось ни звука, а потом послышались приглушенные шаги, за которыми последовал щелчок замка. За дверью стояла женщина – возможно, ровесница моей матери, но меньше ростом, в простом сером платье и больших круглых очках в серебряной оправе. Я уставился на нее, и она на мгновение показалась почти заурядной, а потом я осознал свою ошибку, и ее иллюзорный человеческий облик как будто подернулся рябью. Пусть незнакомка совершенно не походила на мои фантазии, я сразу понял, что она подменыш.

– Не знаю, помните ли вы… – начала моя мать.

– Конечно. Разумеется. Мэри… госпожа Борроуз! Входите же, скорее, – сказала женщина, и на ее морщинистом лице расцвела улыбка.

Во многих отношениях хозяйка дома была совершенно обыкновенной. Маленькая и старая, с потемневшей и как будто продубленной кожей, натянутой на скулах туго, словно на барабане, а на тощих руках-прутиках ужасно истончившейся. Она мало походила на троллей и ведьм из моих ночных страхов и фантазий, но в то же самое время в ней ощущалось что-то такое, прежде мною невиданное, не свойственное никому из известных мне людей. Вдобавок к мистическому ореолу она была чересчур худой, смуглой и старой. Все вместе – и то, что я не мог ни назвать, ни определить, – убедило меня в том, что я стал свидетелем чего-то, превосходящего гильдии, мой жизненный опыт и Брейсбридж в целом.

Чик-чик! Она сжимала тонкими пальцами садовые ножницы. Да, женщина точно была старой, но по тому, как она двигалась, маня нас через огромный пустой вестибюль и продолжая щелкать секатором, можно было подумать, что хозяйка особняка вот-вот взлетит. Из-под ее соломенной шляпки – моя мать могла бы надеть такую, если бы не предпочла капор, – выбивались седые пряди, тонкие, как паутина, а уши были как у людей, никаких заостренных кончиков. Моргни разок – она казалась обычной. Моргни еще – и она, шагнув в густую тень посреди коридора, как будто исчезала. Стучали мамины туфли и зонтик. Наросты машинного льда сверкали, словно грязный снег, в лучах солнца, проникающих через дыры в крыше. Я шумно споткнулся о покосившуюся напольную плиту. Мы с мамой казались нелепой парой: прибыли сюда, в странный и древний дом, без приглашения, однако как-то так вышло, что нас тут ждали.

– Все в порядке, Мэри? Все хорошо? – подменыш как будто нахмурилась. – Ты, вероятно, хочешь поговорить со мной наедине?

– Да. Если вам будет… удобно.

Хозяйка с улыбкой кивнула.

– А ты, конечно, Роберт. – В ее устах мое имя звучало феерически. – Кем еще ты можешь быть? Я мистрис Саммертон, хотя твоя мать называла меня Мисси, когда была примерно в твоем возрасте…

«Мистрис Саммертон» мне нравилось больше. На мой взгляд, звучало крайне мило, приятно ощущалось на губах и языке. На самом деле я решил, что мистрис Саммертон сама по себе почти такая же милая, какой бы старой, сморщенной и необыкновенной она ни выглядела. Ее обнаженные худые предплечья были обвиты мышцами, похожими на стебли старого плюща, и плоть, что осталась на внутренней стороне левого запястья, выглядела лишенной каких бы то ни было Отметин – оно и понятно. Я огляделся, разыскивая других существ из мифов и слухов не только в темных углах коридора, но и под провисшим, потрескавшимся потолком, а также на подоконниках в основном разбитых окон и растущих сквозь них ветвях ближайших деревьев – вдруг окажется, что там еще подменыши, знай себе висят, как летучие мыши. Но, похоже, старушка жила одна – в одном из коридоров мне на глаза попалась детская скакалка, но подобных странностей следовало ожидать. Затем мы добрались до той части дома, где скопились проникшие снаружи пушистые семена одуванчиков. Мистрис Саммертон открыла дверь. Комната за порогом была заставлена цветочными горшками, полумертвыми цветами и черенками, ящиками для рассады, мутными сосудами и зелеными бутылями в оплетке, а также чем-то, что выглядело и пахло как небольшой мешок с навозом; вместе с тем из-за заваленного всякой всячиной письменного стола и продавленных кресел это место также слегка напоминало какую-то контору. Из высокого полукруглого окна позади стола открывался вид на ярко освещенный сад, и от этого витающая в воздухе цветная дымка становилась заметнее. Мистрис Саммертон ее приумножила, раскурив глиняную трубку, чем заставила меня еще сильнее изумиться.