- Ну, это не тебе решать, раб.

Платиновая покосилась на подругу с каким-то странным неодобрением. Фассар её не понимал. Вообще не понимал. Лунная надеялась оскорбить его, констатируя факт. И как бы он не ненавидел то, что он раб, говорила она это вслух или нет – это ничего не могло изменить. Сейчас он был их рабом. И тупая ноющая боль под рёбрами явно была лишь следствием того, что ему доски пола всю ночь впивались в тело.

- Так, давайте потом, а? – продолжила платиновая подозрительно примирительным голосом. Фассар не чувствовал в нём никакой магии, но слова её, увы, звучали довольно разумно. – Пока утро, хотелось бы осмотреть окрестности и найти место для лагеря, потому что днём тут будет адский ад.

В этом Фассар был вынужден поверить ей на слово. Хозяйки пытались подсунуть ему какие-то приборы, по которым он якобы должен был понять, что ждёт их впереди – как будто не знали, что рабов не учат читать.

- Ладно, - согласилась Нира и напоследок обожгла его угрожающим взглядом. А потом вдруг резко смягчилась и добавила: - подойди. Сниму ошейник.

Фассар вскинул бровь, но с подстилки послушно встал и подошёл. На колени опускаться не стал – понадобится, сама толкнёт.

Нира действительно толкнула – не обращая внимания на предостерегающее шипение второй. А потом коротким отстранённым движением откинула в сторону его волосы и провела кончиками пальцев по зачарованному обручу. Фассар мельком отметил, что она ни одним миллиметром кожи не соприкоснулась с его кожей, и, несмотря на смысл действия, в нём не было и тени той интимности, которая сама собой получалась у него с Лиарой.

Ободок лёг ей в ладонь, и Нира молча принялась прятать его в сумку.

- Почему? – только и смог растерянно спросить Фассар.

- Очень просто. Отсюда некуда бежать.

3. 2

Мессарел стоял на коленях.

Не то чтобы этого требовали правила проживания в одиночной камере, но он знал, что это лучшая поза, в которой стоит приветствовать посетителей.

Его руки с самого начала были крепко зафиксированы за спиной.

В камере было темно, а если бы и был свет, он всё равно не мог так повернуть головы, чтобы разобрать, что именно они с ними сделали. Мессарел только чувствовал, что ремни плотно удерживают и запястья, и локти, так что не соприкоснуться даже кончиками пальцев – то, чего требовала значительная часть заклятий.

Когда кто-то из них приходил, путы снимали. Не сразу. Они хотели, чтобы он просил, чтобы ползал на коленях и умолял, и только потом соглашались «найти его рукам лучшее применение».

Мессарел был согласен на любое применение. Он боялся, что иначе руки занемеют и он уже не сможет творить заклятья.

Иногда этим всё ограничивалось. Кто из них заходил в камеру, ставил на пол миску с едой. Позволял уговорить себя развязать руки, позволял в благодарность поцеловать себе сапог. Второй всё это время стоял возле двери и смотрел. Мессарелу давали время поесть, потом стражник уходил.

Но иногда у них, видимо, случался выходной. Может быть, начальник стражи уходил с поста или что-нибудь ещё. Тогда стражники задерживались подольше и позволяли ему просить о чём-то ещё.

«Пожалуйста, потрогайте меня».

Собственная мольба казалась бы ему смешной, если бы когда он произносил эти слова, к горлу не подступал ком.

Мессарел был в бегах шесть раз. Ещё тогда, на Дагериосе, когда всё было как будто бы не так плохо, как сейчас. Когда у него ещё не было проклятой метки, которая делала его изгоем для больше части Альянса, когда он был всего лишь магом, которому надо было выбраться со своей проклятой планеты, чтобы обрести свободу.

Кругом него было множество магов, кто не считал это сомнительное счастье достойным того, чтобы рисковать собой. Они говорили ему, что жизнь в Башне – не самое худшее и не самое страшное, что может его ждать.