– Вот странная штука. Всегда раньше задавалась вопросом, почему балетные, которым так важна дыхалка, курят. Теперь вот сама курю. А помнишь, как курила в классе Тамара Леонидовна? Начнёт, главное, как бы у входа, постоит из приличия недолго с прикуренной сигаретой у дверей – типа «я не курю на вас». Но потом непременно будет ходить по классу и дымить. Ещё и подойдёт, ногтями двух указательных пальцев вопьётся одновременно тебе в зад и икру поднятой ноги, а зажатой во рту сигаретой, вот как у тебя сейчас, будет пыхтеть в лицо… – Вика подтянула к себе одну из трёх пепельниц, скучившихся возле второго матраса, и стряхнула в неё пепел. – Мы, кстати, виделись с ней уже в театре. Так расплакались обе, расчувствовались. Долго поговорить не получилось – времени не было. Я думала после класса зайти ещё раз, но мы пошли гулять с Кириллом: город ему показывала, в общагу к нему заглянули. Ничего устроился, но, может, ненадолго, и скоро к нам переедет. Мама хочет с ним познакомиться.

Когда на магнитофоне допели до «Слепили бабу на морозе: руки, ноги, голова», в дверном проёме комнаты показалась голова Аллы.

– Ну у тебя, Лен, как обычно: двери не закрываются, заходи и бери, что хочешь. Привет курильщицам! – И Алла протянула торт «Полёт».

– Ты с ума сошла? Какой торт? – Вика деланно возмутилась.

Позавчера в театре они с Аллой обменялись только парой фраз на лестнице – всё перекрыла встреча с Тамарой Леонидовной: шумная, радостная. Дальше они разошлись по классам и уже не виделись. До сегодня.

– Да нормально. Завтра в классе всё сгорит. Раз в кои-то веки можно. Ты ж помнишь, какой он вкусный: безе, орехи? Как тут отказаться?

Розоватая жидкость из пузатого графина пилась на удивление легко, как компот. Никакого опьянения не наступало, просто хорошело и хорошело. Девчонки без умолку вспоминали годы занятий в хореографической студии, забавные случаи, смешные истории, трогательные моменты. Стоило одной, погрузившись в воспоминания, замолчать, как тут же в освободившуюся паузу другая хватала за руку, как бы принимая эстафету, скорее выкрикивала «А помнишь?» – и вечер памяти продолжался.

Ленка наполнила графинчик, а Вика мечтательно вспоминала о том, как после урока в балетном зале бегала со всеми девочками в фойе в туалет – умыться, попить – и задерживалась дольше всех. Представляла, что театральное фойе – это сказочный дворец. Тихая и величественная роскошь завораживала. Золотая лепнина, роскошные люстры, блестящий паркетный пол, мраморная лестница с ковровой дорожкой по центру… До спектакля ещё два часа. Кругом тишина. Полумрак. Огромные зеркала. Ты бежишь к одному из них издали, и оно уже видит тебя, отражает, здоровается с тобой. Прыгаешь к нему в гран па де ша – шире шага быть не может – и приседаешь в грациозном реверансе. Делаешь вращения, перекидные прыжки – хоть сколько: места много, и оно всё твоё. И никто тебя не видит. Или видит? Фея с волшебной палочкой. И вот ты уже в великолепном платье, с красивой причёской, под руку с принцем спускаешься по красному ворсу ковра встречать гостей. Присаживаешься с ними на бархатную банкетку, обмахиваешься веером, ведёшь светскую беседу…

Вика приосанилась, повернулась на матрасе в полуоборот к Алле и кистью руки изобразила веер.

– Красиво говоришь, тебе б романы писать, а не танцевать. – Алла поднялась и постаралась перекрыть лёгкий укол предыдущей фразы: – А помните, когда к нам на гастроли приезжали Годунов, Лиепа, Семеняка? Не было свободных мест в зале. Мы набивались в осветительную ложу и гроздьями свисали над сценой, стараясь рассмотреть их стопы, руки, но главное – лица, так близко и такие живые. Однажды я думала, что прям вывалюсь на сцену к их ногам. У меня, кстати, и автографы есть. Помню, подошла с программкой к Годунову, протягиваю для автографа ручку, а сама от него глаз отвести не могу – такой он красивый, волосы эти светлые длинные, высокий, улыбается. Ну, он расписался, возвращает программку обратно, а ручкой мне по носу щёлкнул. Так я счастлива до неба была, ручку эту хранила как талисман. Помните, тогда ещё фильм с его участием вышел – «31 июня»?