– Эй, «смертельный грех», ползи сюда! – зашептал дед ушастому мальцу. – Послушай, что они бормочут. Когда они меж собой тараторят, я не разумею слов.

Мальчик приткнулся к борту. Сморщил нос:

– Не слыхать мне!

– Тихо вы! – зашептал дед народу на палубе.

«Тихо, тихо!» – стали друг на друга шипеть люди. «Тихо вы, малой по-немецки разумеет!» «А, он чо, немец!» «Да не-е, наш кажись…» «А язык откудова знает?» «Умный!» «Да брось ты, наш – умный! Немец, немец – точно! Наши его выкормили – он и прижился». Потихоньку успокоились, и те, кто плакал. Донеслась чужая речь. Присевшая у борта бабка перекрестилась: «Неруси!»

Мальчик выковырял сучок и оглядел врагов через дырочку. На солнце перья рыцарских шлемов горели синевой, кармином. Штандарты громыхали тяжелыми полотнищами под теплым ветром. Под папонами лошадей не видать. Стоят враги словно ожившие шахматы из игры, за которой по вечерам сиживали они с учителем…

– Ну, как там?

– В лес пошли, за палками… – переводил мальчишка. – На приступ готовятся…

– Парус надо подымать! – задиристо встрял разодранный и беззубый мужичонка. Народ оживился, опять загомонили:

– Да как же его подымешь – самострельщики достанут?!..

Затихли. Мальчик-толмач перевел дальше:

– Ругаются, спорят. Один говорит, измором нас надо брать, другие… – его лицо побелело, он обернулся с испугом:

– Господи, поджигать решили!

* * *

Кони под крестоносцами фыркали и перетаптывались от долгого стояния. Рыцари сняли шлемы, обнажив крошечные вспотевшие головы; водили носами по сторонам, нюхали свежий ветер и поглядывали, загораживаясь кольчужными ладонями от солнца, на борт недоступного корабля. Многие спешились, поняв, дело затягивается; расхаживали, указывали пехоте, куда подтаскивать хворост из леса. Затрещали задымились костры.

Невесть откуда подтянулось более двух сотен немецкой рати. Вдали, на краю березовой рощи, подняли штандарт магистра. Вбивали колышки шатра. Спустились к воде, ногой проламывали лед, мыли руки, зачерпывали котелками для питья. Балаболили громко, предчувствуя веселую расправу. Двое расковыряли ото льда каменистый край, дошли до булыжников и стали навесом кидать их за борт. Если услышат стон, смеются – попали в цель.

– Ироды, а еще кресты нацепили, – сжав зубы перетягивали раны на корабле. Булыжники грохали по доскам. Люди жались к бортам, вздрагивали. Бабы завыли, но мужики шикнули:

– Умри, бабье племя, но врага слезами не радуй…

К дырке, что расковырял мальчик, подполз учитель.

– Ну-ка, дай посмотреть, – он приник и долго осматривал врага. Повернулся:

– Времени у нас немного. Займутся толстые бревна, начнут закидывать углями. Мужики, – он обратился к людям. – Кто хозяин струга, кто знает как парус крепить?

– Я! – Прошептал Тимка-вор и невольно пригнулся. Булыжник бубухнул по палубе и, отскочив, вылетел за борт.

– Сиди, я сам переберусь к тебе. – сказал учитель Тимке. Дед же оглядел своих ребят, выбрал мальчишку постарше:

– Надо унять лихоимца! Иди сюда.

Мальчик перебрался поближе.

– Погляди на басурман.

– Ну?

– Понял, где стоит тот, что камни кидает?

– Ну?

– За раз снять сможешь?..

Немцы развеселились. Нарочно подкинули в огонь ельника. Дым застилил струг. На корабле стало тяжело дышать. Камни кидали на палубу то с плеча, то через ноги, то через голову. Самострельщики отвлеклись, хохотали вместе с остальными. И за маревом не заметили, как из-за борта выскочил стрелок. Услыхали свист, и один из «шутников» охнул, завалившись со стрелой в горле.

Поднялся переполох. В ответ немцы спустили курки, но поздно. Рыцари стали кричать на ландскнехтов, отогнали их от берега, приказали взять щиты. Топали по кострам сбивая дым. А из-за борта опять высунулся человек. Пехотинцы не опоздали. Разом, как змеи, впились стрелы и утыкали тело, превратив в ежа.