Мелодия усилилась. Добавился низкий звук – похожий на запуск генератора.

– Вы оказались в межпространственном вакууме, – продолжал он, – свободном от мыслей, обязательств, масок. Здесь вы – без привычных «я». И всё, что вы сделаете, повлияет не только на вас… но и на других.

Музыка смолкла.

– Откройте глаза.

И с этого момента началась первая фаза.

Все открыли глаза. Почти одновременно – как будто кто‑то снаружи дал команду, но никто не помнил, чтобы кто‑то её озвучил. Даже Клайм. Просто… момент, в котором темнота начала отступать, оставляя после себя не свет – а осознание, что темнота теперь с ними.

Перед участниками не было привычных прямоугольников экранов. Теперь всё происходило внутри. Или снаружи. Граница стерлась. Они сидели в креслах, похожих на те, что в аэропортах сна: удобные, но лишённые памяти. Над каждым – лишь едва заметный отблеск, как отражение от стекла, за которым что‑то смотрит, но не показывает себя.

Окно впереди не было окном. Оно выглядело как зияющее око – без рам, без стекла, без привязки ко времени. Там висела Луна. Полная, равнодушная. Свет её не освещал – он впитывался. Отбрасывал тени внутрь людей. Только двое смотрели на неё – Клайм и Лиза. И не только глазами, но чем‑то более древним.

Их лица были чуть освещены изнутри – словно свет от Луны доходил до них не снаружи, а по какой‑то внутренней артерии. Остальные – в полутени. Не лица – намёки на лица.

Голоса изменились. У всех. Плотнее, ниже, медленнее – как будто каждый говорил не из горла, а через фильтр из глубокой воды, пропитанной снами.

Клайм сидел напротив окна. Луна висела за его спиной – и в какой‑то момент казалось, будто это не он говорит, а она – сквозь него.

– Начинаем, – произнёс он. Голос был ровным, но в нём чувствовался отголосок. – Как и говорили: по порядку. Инга, прошу выбрать карту. Любую от одного до двадцати пяти.

Перед взглядом Инги вспыхнул абстрактный образ. Не экран. Ощущение, как если бы числа выстроились у неё в уме в виде карточек. Их можно было выбирать, касаясь не пальцем – вниманием.

– Семь… – произнесла она, затем помолчала. – Семь… семь. Что это? Что с моим голосом? Он… не мой?

– Не обращай внимания, – отозвался Клайм. – Это нормально. Продолжай.

Инга глубоко вдохнула. Голос стал чуть выше, но при этом будто принадлежал не ей одной.

– У вас произошло событие… – начала она, затем остановилась. – Нет, голос… он и не мой, и знакомый. Как будто бы я и не я одновременно.

– Ты в изменённом состоянии, – сказал Клайм. – Именно этого я и добиваюсь. Это даст тебе другой взгляд на саму себя. Продолжай.

Инга слегка повела плечами, словно что‑то с неё капнуло. Потом читала вслух:

– Вы становитесь единственным наследником огромного состояния. Завещание подписано, закон на вашей стороне. Но – человек, оставивший вам это, был глубоко противоречивым, часть его жизни связана с грязью и болью других людей. Родственники мертво цепляются за его репутацию и требуют отмены наследства.

У вас три пути:

Принять всё – и потерять часть себя. Вы получите всё наследство, но теряете руку действия: ваша правая ладонь исчезает из тела.

Борьба: пять лет судов, морального изнеможения, одиночества и обострений. В итоге – 1/10 часть, но вы сохраните тело.

Уйти с миром. Но спустя годы узнаете, что эти деньги могли спасти жизнь близкому.

Пауза.

– Какой будет выбор? – спросил Клайм.

– Второй, – уверенно произнесла она.

– Почему?

– Ну, если я в завещании – значит, я не просто так там оказалась. Ладонь мне точно нужна. А часть – всё же часть. Хоть что‑то.