А у Нуарба на языке уже зудел вопрос: «Вы имеете в виду первый «Квадрат», который был написан в 1913 году?» Но сказать не успел, Угрюмова взяла с этажерки старомодный ридикюль и вынула из него фотографию:

– Смотрите внимательно, молодой человек, вам наверняка знакомо это лицо…

Нуарб вгляделся в долговязую, тощую фигуру в котелке, в пальто с большим шалевым воротником. Лицо на фотографии, действительно, кого-то напоминало, но сразу не вспоминалось… Да, глаза… большие, как бы немного удивленные… Черт побери, конечно же, он знает эти глаза! Молодой Маэстро! Никаких сомнений не может быть!

– Кажись, Казимир Карлович?.. Интересно, какой год?

– Уже после войны, если не ошибаюсь, 1946-й. После демобилизации… он служил в дивизионной газете иллюстратором… А я была корректором, там и познакомились… – и снова влага наполнила глаза женщины.

На другой фотографии Нуарб увидел троих взрослых и мальчика, сидящего на коленях у женщины. Мужчины в строгих костюмах, при бабочках, женщина с коротко подстриженными волосами – в платье в полоску… Очень красивая. У нее на коленях, широко раскрыв глаза, устроился мальчуган в матросской форме, лет… Трудно сказать… Может, полутора, может, двух…

Палец Угрюмовой легонько прошелся по лицам, застывшим на пожелтевшей фотографии. Уже более твердо она прокомментировала:

– На этой фотографии Казимир Малевич, Карл Вольфрамович Позументов и Зоя, его жена…

– Не много ли Казимиров на одном небольшом снимке? Или тогда это было модное имя?

Женщина закрыла альбом. По ее лицу было видно, что ее беспокоят сомнения – стоит ли этот визитер того, чтобы открыть ему семейную тайну? Всё же решилась – как никак человек пришел не с пустыми руками и вроде не нахал…

– Понимаете, жизнь порой выкидывает такие коленца… Художник Малевич дружил с Карлом Позументовым… Даже не столько с ним, сколько с его женой Зоей… Она позировала Малевичу, гуляла с ним в парке, когда туда приезжал духовой оркестр, и злые языки говорили, что она изменяет мужу… И тот ревновал… так ревновал… Однажды, когда Зоя сидела в кресле с веткой махровой сирени, а Казик Малевич делал с нее набросок, подошел Карл и, ни слова не говоря, взял тюбик с сажевой краской и почти весь выдавил на этюд. Они тогда даже подрались… Зоя клялась, что ничего такого между ней и Малевичем нет, однако, когда родился ребенок по настоянию Зои его назвали Казимиром… Карл даже хотел с ней развестись, но потом его вместе с Зоей забрали, как многих, и, они не вернулись… Поэт М. говорил, что Карла взяли по доносу Казимира, хотя в это с трудом верится… Но что, молодой человек, любопытно: в силу каких-то обстоятельств, когда Казимир Позументов подрос, он проявил склонность к живописи, стал неплохим художником, но главное, стал выдающимся коллекционером… За что и пострадал…

Нуарб слушал женщину и вспоминал барачные беседы с Позументовым, дневник Позументова-старшего – и многое для него начало вырисовываться в совершенно ином свете. И не в лучезарно-розовом, а в притаённом мышино-сером. Да, все это весьма интересно, но вопрос вопросов – какие «Квадраты» Малевича хранятся в Третьяковке, и есть ли среди них тот, заветный, который был выставлен на петроградской выставке футуристов «0.10» в 1915 году? И за который можно получить кейс, полный европейских денег?

– Но все же почему картины Малевича, и в частности «Черный квадрат», так высоко ценятся на Западе? Он действительно гениальный художник? – спросил Нуарб и удивился собственному тону.

Угрюмова едва не обомлела, ее щеки покрыла опасная бледность, губы сжались в тонкие жгутики и пальцы начали мелко дрожать. Но, собравшись с духом, она попыталась ответить: