А по деревне уже пошла гулять новость: Антипа призвали в княжеские палаты. Обрастала она предположениями, а к ночи уже шли разговоры, что его назначают приказчиком над всеми слугами. И раздавался не один возглас, мол, ты скажи, как же повезло Антипу, а там и Аксинья паненкой станет.

Повеселел Антип, редко его можно было видеть на своем подворье. Одна Аксинья не высказывала радости, зато младшая дочь утешала и смешила мамочку:

– Вернется наш тата, будет он знатным в нашей деревне, тогда появится у меня жених, такой же сильный, как он, и возьмет меня в жены к шляхтичам!

Смеется Аксинья, хотя тревожно ей от слов дочери.

– Так сначала Марену должны взять в жены, а ты как раз подрастешь.

– Марена уже совсем взрослая, к ней женихи приходили, она выбирает, за которого замуж пойти…

От таких слов еще пуще смеялась Аксинья:

– А ты откуда знаешь?

Варвара заговорщически покрутила головой, высматривая, нет ли кого рядом, и тихо произнесла:

– Я подслушала ее разговор с подружками!

Эти слова вскоре стали несмешными.

Многие сельчане хотели набиться к Антипу в помощники, а то и завести родство. Неожиданно возьми и приди к ним из соседней деревни сваты – дочку Марену сватать, хотя минуло ей тринадцать весен, не более, а жениху и того меньше. Такое не раз случалось в окрестных местах. Хотя не о таком женихе мечтала Марена, Антип дал согласие. Горестно вздохнула Аксинья, но против мужа не пошла. Увезли старшую дочь на другое подворье. Потускнела для Аксиньи жизнь – отдалялся от нее Антип, меньше стали слушаться ее дети, только младшая дочь Варвара находилась возле нее и была ее первой помощницей. Словно червь, точила ее мысль о привороте на мужа на княжеском дворе, и стала она искать утешения в молитвах, посещая церковь.

В начале зимы Антип отправился на княжеский двор. Почти до осени ждала его Аксинья, пока не пришла весть: сгинул он в походе. Запустело подворье без хозяина. Забылись завистливые разговоры о богатстве и удаче хозяев перед убытием Антипа в княжеские палаты.

Погоревала Аксинья, только горюй не горюй, а жить-то надо. Попросил ее церковный староста помочь попадье в хозяйских делах. С радостью согласилась она на такую работу. С тех пор почти каждый день ее можно было видеть там вместе с Варварой. Редко обращал внимание батюшка Козьма на работников, такое было ему не в диковинку, а попадья Степанида приобрела себе надежных помощников. Смирилась Аксинья со своей судьбой. Не в тягость было исполнять ворчливые поручения попадьи, да и находила она отраду в посещении молебна в церкви. Приобрела уважение к себе батюшки Козьмы. Зато реже возле нее можно было видеть младшую дочь. Варваре на новом подворье нравилось, можно сказать, все, она быстро делала порученную работу и тут же находила собеседников – таких немало вертелось возле церкви. Бывало, она так увлекалась новыми подружками, что забывала о работах, и тогда, понурив голову, выслушивала нарекания мамы и ворчливые и обидные слова попадьи. Только такое ее поведение стало повторяться все чаще, и она была наказана строгим постом и запретом покидать подворье.

Все труднее было Аксинье находить для дочери слова утешения. Стала она брать ее с собой в церковь. В одно из таких посещений вдруг обнаружила, что дочери рядом нет. Отыскалась та к ночи. Словно камни, летели слова Степаниды, осуждающие Аксинью и ее дочь. Горестно было слышать такие упреки. Прижала она к себе Варвару и вдруг обнаружила, что та уже ростом с нее. Покатились у нее слезы. Так и просидели, прижавшись друг к другу, мать и дочь до полуночи.

Остепенилась Варвара, смиренно вела она себя зиму и лето, а потом словно бес в нее вселился – не удержать на подворье. И пошла гулять о ней недобрая слава по деревне. Не верила тем наветам Аксинья, пока не услышала от дочери страшное признание: «Порченая я». До рассвета простояла на коленях в молитвах Аксинья, а утром смиренно обратилась к батюшке, прося о помощи – вернуть на путь благочестия ее дочь Варвару.