В те времена поп сам находился в состоянии, когда и на церковную службу особо не горел, а в минуты расслабления посмотрит на свою попадью Степаниду, и тоска его возьмет. Вот и стал он по-тихому бражничать. Да пошла молва: мол, склоняют идти православных под управление шляхты и их ксендзов, принимать униатство, и князь Белоголовкин вроде не возражает против этого, потому как берет себе в жены знатную польку из королевского дворца, а свою в монашки, в монастырь определяет.

Встрепенулся Козьма от такой новости, засобирался к протоиерею, желая узнать, как на самом деле обстоят дела. Уже собрался в дорогу, но произошла заминка: явился к нему монах из монастыря, известного далеко за пределами земель Галицких, с великой просьбой от братии посетить монастырь, куда прибудут многие священнослужители православной епископии для обсуждения насущного вопроса. Обрадовался такому гостю Козьма и с великой благодарностью принял предложение монастырской братии. Думал, встретит там и протоирея, а оказалось, туда братия не стала его приглашать, хотя епископ Елизар просил ее об этом.

Больше недели пробыл Козьма в монастыре среди поборников веры православной, это время пролетело как один день. Возвращался он в свой приход подавленным, в раздвоенных чувствах. Уже несколько лет Козьма вел затворническую жизнь, общаясь только с прихожанами на богослужении да занимаясь своими мирскими делами и думая больше о стяжательстве. Да чего греха таить, и о похотях своих. Не мог и представить, что делается с православием в епископии. Узнал в монастыре такое, что при воспоминании событий тех дней казалось: мир рушится и начинается светопреставление.

Лобзанием встретили Козьму монахи, зная его как поборника православия, каковыми сами являлись. Совещание открыл и вел игумен, человек властный, имевший уважение далеко за пределами монастыря. Он вкратце поведал ситуацию вокруг Православной церкви и предложил ее обсудить в мирной беседе, а потом результаты донести до епископа и князя. Начало было благодушным и не предвещало ничего необычного, но по мере общения настроение у Козьмы начало меняться. Узнал он, что епископ Елизар, сославшись на недомогание, прислал на такое важное собрание двоих клириков, среди которых выделялся Антоний. Разные слухи ходили о греховности и неблаговидных делах Елизара, и даже встал вопрос о назначении епископом другого священнослужителя, а вот папские представители обещали поддержать Елизара, если он признает униатство и перейдет под покровительство папы. Для Козьмы это были немыслимые деяния, и он не верил таким речам, призывая собеседников к благоразумию. Еще больше он был потрясен известием, что протоирей Сований в открытую имеет при живой жене и с ее согласия наложницу и не одну, ссылаясь на Библию, где упоминается Авраам, который имел наложницу и у нее родились от него дети. Такие слова иначе как кощунством не назовешь, вот поэтому Сований и не был приглашен на это собрание.

Еще более сильное разочарование постигло Козьму, когда подтвердились слухи о князе Белоголовкине и его позиции перейти под власть польского короля, приняв веру униатов и сохранив за собой княжеские земли. А при таком раскладе каждый из собравшихся понимал: куда голова укажет, туда и ноги двигаются. В такой ситуации горячие поборники веры православной предлагали собирать дружину и отстаивать свою правоту на поле брани; только неясно было, с кем воевать. В ходе обсуждения поведал представитель епископа Киевских земель, что в царстве Московском наступили смутные времена. Там после нашествия монголо-татар разор и междоусобицы у князей, и помощи особой ожидать неоткуда. А польский король набирает силу и готов даже пойти на Москву. Такое известие повергло многих в уныние. Резкими были речи монахов. Было видно, что братия не приемлет униатства и не отступится от православной веры, ради этого готова терпеть всяческие лишения.