Другой гость, с грубыми чертами лица мужчина, держа в руке увесистый багаж, резво ступил красивыми, с высокими голенищами, сапогами на раскисшую от дождя землю. Укрываясь полами темной накидки, подойдя к калитке, дернул за привязанную за крючок веревку, и дверка, на его удивление, тут же открылась. Пани Лиза, представившись прислугой, хотела взять багаж, но получила резкий отказ и молча повела постояльца. Приняв снятую верхнюю одежду, она показала прибывшему отведенную для него комнату. Мужчина, осмотревшись, остался ею доволен, хотя сложно было сравнить эту крохотную, с тускло горящими свечами каморку с уютной домашней комнатой. Но важное дело и усталость отгоняли всякие сравнения и кажущиеся неудобства. «Могло быть и хуже», – снимая сапоги, подумал он и по фырканью лошадей и разговору шляхтичей во дворике понял, что нужный ему человек уже находится здесь.

По тому, как встретились в самой большой комнате у очага незнакомцы, можно было предположить, что они друг о друге что-то знают, но раньше не виделись. Организатору встречи было выставлено условие: посторонних лиц при разговоре не должно быть. Шляхтич, сопровождавший первого гостя, придирчиво перед началом встречи обошел все жилище, велел пани Лизе находиться в своем чулане и никуда не выходить. И только после этого пригласил к очагу двух незнакомцев, хотя здесь незримо присутствовал и третий.

Разве мог Шмеля, дав слово, что покинет важных гостей одних для разговора, так поступить, когда решался такой важный вопрос? А в том, что он важный, Шмеля не сомневался. За долгие годы у него выработалась твердая уверенность, что всякое тайное или явное дело непременно будет направлено против его торговли, приведет к разорению и нищете. Ему приходилось самому участвовать во многих темных мероприятиях, вкладывать немалые средства для их осуществления. Особых препятствий для подслушивания разговора Шмеля для себя не видел. После приобретения полузаброшенного дворика, придавая ему приличный вид, он обнаружил, что в крепостной стене имеется небольшой лаз, в который с трудом можно просунуть голову. Помня слова своего разнесчастного отца: «Там, где пролезет мышь, пролезет и жид», – ринулся проверять поговорку, и ему это удалось. Шмеля оказался между стенками жилища. Это его тогда сильно озаботило: получалось, кто-то хотел быть хитрее еврея. Сейчас этот потайной лаз очень пригодился. Просьбу довольно влиятельных людей воеводства приютить для разговора двух важных особ и сделать это незаметно для постороннего глаза Шмеля понял по-своему. Очень влиятельные люди просят его узнать, о чем договорились гости, и держать это в тайне, пока не будет ясно, как повлияет договоренность на его торговые дела. К такому умозаключению хозяина корчмы подвиг ряд событий, происходивших в окрестных местечках, где шляхта, принявшая главенство польского короля и подданство папскому престолу, набирала силу.

От услышанного голова Шмели разрывалась на части. Он проворно покинул свой тайный лаз и, не обращая внимания на свой неряшливый вид, решал, как быть дальше. Он выбирал один из двух вариантов: бежать к этой обманщице пани Лизе, которая его в конце концов разорит, или к Есе. Побеждал первый. У Шмели уже сформировалась и начинала клокотать внутри заветная сумма, которую он истребует от этой воровки.

Что же произошло? Не дыша и внимая каждому слову собеседников, он старался сложить свою картину их договоренностей. Услышанное сводилось к следующему: польский король мечтает ослабить московских и киевских князей, установить на их землях католическую веру и потом захватить Москву, а русины должны принять веру униатов и быть под защитой польского короля. Услышав такое, Шмеля вознегодовал и чуть было не прокричал: а как же мы, евреи, где наше?!.. Опомнившись, зажал рот и нос рукой, чтобы не чихнуть.