Квартира Хивы состояла из двух комнат; они были заставлены кроватями, на которых возвышались подушки, стульями со спинками, а на полу лежали половики; они больше всего и обеспокоили Тихона. Надо было снимать обувь, что он делал перед сном на своем дворе и там же вытряхивал и развешивал на заборе для просушки свои холщовые портянки, когда ходил в сапогах или лаптях, а здесь, получалось, надо было снимать обувь на входе, что и начала делать Хива, расстегивая пуговицы на синих туфлях, со словами:

– Разувайтесь.

– Мы на крыльце снимем обувь, нам так сподручней, – осмелев, отвечал Тихон, и они с сыном вышли за дверь.

Молча поснимали сапоги, развернули портянки; сразу стало легче всему телу, отошло беспокойство. Вот бы так жить: пришел во двор – и дальше никаких тебе забот.

– Тата, портянки оставим на крыльце, а сапоги куда? – неожиданно задал вопрос Антон, прервав размышления сына.

– Сапоги возьмем в хату, сын.

К этому времени хозяйка уже переоделась и стала выглядеть еще более необычной по красоте женщиной. Она начала рассказывать, что живет с сыном, сейчас он у ее сестры, которая работает в городской больнице. Тихон, услышав о больнице, осмелел и спросил, в каком городе она живет; оказалось, это райцентр Поречье.

– Так это же наш районный город, и я знаю ту больницу. – Это была любимая тема Тихона, и он начал рассказывать, как перед свадьбой сломал руку, как сильно она болела и его отвезли в ту больницу и там вправляли кости, но неудачно, и рука полностью не разгибается. И он показал ту руку. – После того стал я негодным до военной службы, а работать приловчился, порой и не замечаю, что рука не разгибается, – и, пытливо взглянув на Хиву, замолчал. Он решил ничего не говорить о пропаже коня и о том, за какой надобностью они сюда добрались.

Хозяйка, не перебивая, внимательно слушала гостя, а Антон, сидя на краешке стула, молчал и с любопытством украдкой рассматривал красивую городскую женщину. Все в ней ему казалось необычным и даже сказочным, но усталость брала свое, и у него стали закрываться глаза. Это заметил Тихон и стал открывать свой ранец; достал купленный хлеб, два яйца и со словами «чем богаты, тому и рады» положил их на стол. Хозяйка тут же предложила попить чаю. Она поставила чашки и насыпала в специальное ситечко настоящий черный чай, опустив его в фарфоровый заварник, от которого стал распространяться аромат. На столе оказалась рубленые кусочки сахара. Тихон очистил яйца, разрезал их на несколько долек, аккуратно порезал хлеб. Ели молча; гости с опаской студили горячий чай, в который хозяйка положила по кусочку сахара: из чашек пить его было непривычно и боязно.

– Нам завтра рано надо быть на базаре, – нарушил молчание Тихон, а Антон невпопад вдруг спросил:

– А как звать вашу сестру, которая живет в Поречье? Мы там бываем; может, надо будет ей помочь, так мы завсегда готовы. – Хозяйка и Тихон заулыбались, каждый из них по-разному оценил высказывание подростка. Отец подумал: дитя еще, а рассуждает по-взрослому, а хозяйка, встрепенувшись, подумала, что такие люди и вправду могут помочь.

– Мою сестру звать Риммой, медсестрой в глазном отделении больницы работает; она всегда готова помочь приветливым людям.

Антон покраснел и ждал нагоняя от отца, что встрял в разговор взрослых, но на этот раз обошлось.

Спали гости на полу, на старых одеждах хозяйки; укрываться не стали, только на ноги бросили свои пиджаки. Оправдываясь, Тихон произнес:

– Нам завтра надо рано уйти.

Ночью Тихону снилась странная колбасная лавка, в которой он покупал то мясо, то колбасу и никак не мог договориться по цене; уже было стал заворачивать в бумагу длинную палку, похожую на зажаренную кровяную колбасу, как продавец, которым оказался Кузьма, потребовал доплаты. Тихон разозлился и намеревался его ударить; в этот момент проснулся и больше не заснул.