Шумное празднование не утихает, пока Корнелия ведет нас вокруг костра. Я думаю, как хорошо, что этим вечером столько людей разделяет с нами радость. Нас окружает смех и голоса: ведьмы Источника вместе с жителями Баден-Бадена. Здесь царит единство, которое мне по душе. Священник местного прихода, кажется, даже готов потанцевать с Лизель у костра, но я знаю, что после он продолжит проводить мессы. Это нормально. Никто не пытается обратить кого-то в свою веру или изменить. Мы просто позволяем другим быть рядом, разделяя с ними радость жизни, а не поклоняясь какому-то богу или богине.
Насколько иной была бы жизнь в Трире, если бы мы поступали так.
Эта мысль заставляет меня замереть на месте. Я всю жизнь был сосредоточен на одной цели. Не дать отцу причинить боль моей мачехе. Защитить сестру. Или проникнуть в ряды хэксэн-егерей и разрушить то, что они создали, изнутри.
Но только в этот момент, видя радость, с которой среди людей рождается взаимное уважение и принятие человеческой природы, я осознаю, что все мои цели вели меня сюда.
К миру.
Это не мир, достигнутый за счет правил, контроля или даже терпимости. Это мир, достигнутый благодаря принятию.
Очевидно, что не все одобряют то, что происходит этой ночью. В домах остаются люди, которые не желают присоединяться к нам на городской площади и смотрят вниз из-за приоткрытых ставен. И это заставляет меня задуматься, как долго сможет продлиться подобный мир.
Фрици идет с высоко поднятой головой, и даже цветы в ее вьющихся волосах сияют, когда она смотрит на толпу. Боится ли она того же, чего боюсь я? Весна еще не наступила, и ведьмы Источника принесли горожанам не только огонь, но и еду с пивом. Темная ночь освещена, голод, которым между урожаями страдает народ, утолен. Сможет ли сегодняшнее единство сохраниться при ярком свете дня, когда рассеется тьма, в которой можно прятаться, когда не будет необходимости благодарить за пир?
Этот праздник сблизил два народа, но подобное единение хрупко.
Несмотря на мои сомнения, я понимаю, что моя надежда горит ярко. Эта сияющая огнями ночь доказала, что такой мир возможен. И теперь, когда я увидел его воочию, знаю, что смогу бороться за то, чтобы он длился вечно.
В Триере тоже случались моменты радости. Когда-то. Но святочные ночи уступили место другим ночам, и в конце концов страх разделил людей настолько, что всеобщая любовь к жизни не смогла противостоять ему.
Но сейчас я верю, что радость, разгоревшаяся у костра, связывает сильнее, чем страх при виде сожжения ведьмы.
Никто не останавливается, чтобы поглазеть на нас, когда мы приближаемся к огню, мы останавливаемся так близко от костра, что у меня на коже выступает пот. Хотя мы находимся в толпе, здесь можно уединиться. Люди вокруг празднуют собственные радости, делая робкие шаги к тем, с кем хотят подружиться. Бригитта кружит Хильду в неистовом танце, Лизель рассказывает свои сказки детям из Баден-Бадена, широко разводя руками, приукрашая и преувеличивая, даже чопорная Филомена принимает кружку с пивом от монаха в коричневой рясе, который предлагает ей попробовать напиток.
Корнелия собирается увести Фрици, но я хватаю ее, разворачиваю к себе и оставляю на ее губах поцелуй, по сравнению с которым огонь вокруг ощущается жалким льдом. Между нами ощущается напряжение. Мы движемся дальше, и каждая церемония напоминает о связывающих нас узах, сплетающихся туже, словно сеть, которая нас держит. Я не могу избавить Фрици от тревожных морщинок, собравшихся между ее бровями, но хочу заверить, что это мой выбор.
Я выбираю ее.
Нас.