– Вот это по-нашенски! Вот это по-расейски! – мощный бас Кнурова перекрыл шум судовой машины, – А ну, врежь ему ещё, Коленька, порадуй старика! – Мокий Парменыч уже выбирался из-за стола и спешил на своих коротких ножках к месту действа, чтобы и самому принять участие в экзекуции, – Налетай, робяты, подешевело! А ты, Сергеевич, чаво буркалы таращишь?! Давай к нам!

– Ну, вот и драка! Наконец-то! – Паратова вдруг накрыла волна приятного тепла; медленно, как во сне, поднялся он из за стола, так же медленно, глоток за глотком, выпил полный стакан гомыры, налил ещё, и снова выпил – в тот момент она показалась ему необыкновенно вкусной; «Жаль, брюки Васькиной кровью уделаю!» – только и подумал он в этот миг. В следующее мгновение он уже исполнял на палубе какой-то жутковатый танец – оттеснив могучими плечами в разные стороны Кнурова, Карандышева, отца протодиакона, князя Лесбийского и вновь вылезшую со своей любимой плёткой Ларису Дмитриевну, Сергей Сергеевич методично избивал бывшего любовника ногами, глубоко погрузив руки в карманы… Вожеватов уже не плакал а лишь тихонечко поскуливал, закрывая голову от ударов маленькими, почти дамскими ручками. «Я – птица! Я лечу!!!» – пела в этот момент душа Сергея Сергеевича Паратова.

Внезапно в воздухе грянул выстрел. Резкий звук вернул Сергея Сергеевича к действительности. Перед ним стоял Карандышев с револьвером в руке; дуло револьвера дымилось, Карандышев улыбался…

– Ну ты, Сергей Сергеевич, разошёлся! А ежели б до смерти Ваську нашу запинал? Ладно, я-то – могила, к ногам привязали б ему колосник, да и на дно! А остальные, думаешь, молчать стали бы? Так что пришлось в воздух пульнуть, чтобы отвлечь тебя немножко, – лицо Карандышева светилось радостью гостеприимного хозяина, искренне довольного тем, что ему так славно удалось развлечь дорогих гостей. – Пойдём-ка лучше, вмажем ещё по маленькой! Тебе, я заметил, моя гомыра, вроде, по вкусу пришлась?

– Твоя правда, Капитоныч, хороша гомыра! – Паратов на негнущихся ногах шёл к столу, влекомый подхватившим его под локоть Карандышевым. Ему уже казалось, что не только ничего, вкуснее этой отравы, он в жизни не пил, но и что сам Николай Капитонович Карандышев – приятнейший во всех отношениях человек.

Конец ознакомительного фрагмента.