А что, если не существует никаких отношений между объектами вообще? Что, если ни человек не взаимодействует с объектами, ни объекты с ним и друг с другом? Что, если, представляя себе отношения, даже с математической точностью утверждая их наличие, мы заблуждаемся в их существовании? «Жарко человеку» и «40⁰С тепла» ведь не одно и то же. Что, если объекты не создают никаких отношений с окружающей средой, миром, ни с кем и ни с чем не взаимодействуют? Что, если утверждение отношений есть плод больного человеческого воображения и одно из самых устоявшихся его заблуждений? Что, если объект индивидуирован исключительно благодаря самому себе в решительном безразличии к другому, ко всему, что есть, кроме самого себя? Если это так, то каким образом происходит индивидуация глобальных объектов? Что мы познаём, когда познаём; каков итог самого познания объектов? Возможно ли вообще знание о них? На все эти вопросы субсистенциализм и дает ответы.

ГЛАВА 1

Субсистенциальные формы

1.1. Индивидуальные формы объектов

Прежде чем начинать развивать мысль об индивидуальных формах объектов, необходимо обратить внимание на отличие субсистенции от субстанции. Субстанция субсистирует [устойчиво благодаря самой себе]. И это не то же самое, что субстанция существует сама по себе. Пропозиция «благодаря самой себе» предполагает нечто, благодаря которому происходит субсистирование, – в нашем случае этим нечто является субсистенция. Пропозиция же «сама по себе» предполагает саму по себе субстанцию и, соответственно, напрямую коррелирует с субстанцией. То есть сказать «субстанция сама по себе» и просто «субстанция» – одно и то же. При этом субсистенция – это то, что предшествует субстанции, без субсистенции не бывает никаких субстанций и никаких объектов. Это различие очень важно в деле рассмотрения нашего вопроса. Потому что индивидуальные формы всех без исключения объектов, включая ААО, не принадлежат субстанциям, а целиком полагаются субсистенциями…

Известный правовед Иннокентий IV говорил о корпорации как о persona ficta, фиктивной личности [Вульф 2014, 191]. У меня возникает двоякое понимание фиктивной личности. Во-первых, задекларированные Харманом глубинные свойства у объектов доказывают именно наличие у них persona ficta, которые не могут быть простыми словосочетаниями, эпифеноменами говорения. Потому что было бы абсурдно утверждать, что словосочетание «Соединенные Штаты Америки» развязало войну на Ближнем Востоке, а словосочетание «гипермаркет Магнит» разорило в округе массу мелких лавочников. Во-вторых, глобальные ААО, если субсистируют [благодаря самим себе], то, следовательно, являются persona ficta в том смысле, что они субсистируют [благодаря самим себе]. В-третьих, нельзя не отметить и тот факт, что употребление понятия persona ficta относительно корпорации означает изъятие субъекта. Persona ficta не есть субъект. Корпорация не переживает субъективно свое существование и не является субстратом для иных существований. Корпорация, иными словами, сначала субсистирует. Следовательно, мы должны отказать в стремлениях некоторых отождествить субсистенцию с субъектом или субстратом. Субъект способен субсистировать, но субсистирование это не субъективно.

Вульф, наоборот, увидел в средневековой философии субъекта упор на свободу личности и прочие достоинства, а в самом Средневековье – блеск и величие человеческой индивидуальности, какого и доселе в мире еще не бывало. Он доказывает, что феодальный человек жил как человек свободный, то есть был «propter seipsum existens» (существующим сам по себе) [там же, 34]. Из этого автор делает вывод, что сама философия убеждает нас в том, что индивидуум должен быть собой, что его личность принадлежит только ему, что его сущность есть независимая ценность и что только добровольное соглашение может связать одного человека с другим. Далее он утверждает, что оптимизм и безличность есть просто продукты осознанных, прогрессивных и коллективных усилий. «В этом состоянии, – пишет Вульф, – из чего будет складываться реальный мир? Схоластика ответила бы: из неопределенного числа сущностей, независимых в своем существовании друг от друга. Каждый человек, каждое животное, каждое растение, каждый одноклеточный организм, каждая частица материи существует сама по себе, в своей непостижимой индивидуальности. Существует лишь индивидуум. Такова фундаментальная доктрина схоластической метафизики, и ее унаследовали из XII века» [там же, 163].