– …А ты можешь еще за всей бригадой лопаты унести!

Это была правда. Силушка в жилушках играла. Сперва вскидывал на каждое плечо за черенки по три-четыре совка, потом научился – по десять-двенадцать. Ну и пару ломов в придачу… Аттракцион, впервые на манеже! Лопаты унести… Вот тебе раз! Но ведь глупо же!.. Ну и что из того?

– Не пойму, ты больше меня работаешь, да?

– Нет, не больше. Но ты знаешь наш принцип? От каждого – по способностям. Вот так-то!

И это снова была правда. При одинаковом росте, сравнивать их просто смешно. Да и принцип-то ведь – наш! Павел не мог постичь простого, как скоросшиватель, приспособления, с помощью которого множество маленьких правд складывается в одну большую и толстую ложь… Но – ложь, ложь! Что-то захлестнуло, ударило его по горлу.

– Да ты, ты!.. Знаешь ты кто?! – захрипел он. «Неужели никто, никто ничего не скажет? Неужели никто?!» – Да что же вы все молчите!!

– Дайте спать! – промычал с другого конца палаты Коленька.

– Кончай базар! – поддержал его Игорек.

«И за что, за что, за что они так со мной? Что я им сделал? ну что?» – свербила, саднила, повторялась в разных вариантах одна и та же мысль, возникал и ждал ответа один и тот же вопрос…

2

Было тихо, пожалуй, даже слишком тихо.

– Игорь, – шепотом позвал он, – как же так, Игорь? В чем я виноват?

Тишина.

Зачем он пошел тогда с ними? – Что за вопрос! Свои: позвали – пошел… На терраске Евгений Крокодилыч развлекал светской беседой смешливую полную Валю, в саду Игорь с Ниной собирали малину – возня, визг, а потом стихло. В комнате напротив него сидело странное существо в мини-юбке – как ее звали? Ноги во вьетнамках, в земле, в черной грязи. Волосы, ресницы и большие выпуклые глаза – без всякого цвета. «Красотка!» Он время от времени вынимал спелую темную ягоду из граненого стакана, и она таяла во рту – без запаха и вкуса.

– Вы сюда малину пришли есть? – услышал он вдруг. И вспыхнул: «Уж не думает ли она!..» А в самом деле, что он тут делает? Он повертел в руках стакан, потом поставил его на стол и вышел…

«Двадцать один, двадцать два, двадцать три», – в матово-красном свете Игорь бросил розоватый прямоугольник в ванночку, расправил пинцетом. Снимок понемногу начал проступать…

…Там, где причалил катер, сразу начиналась тайга. Игорь и Павлик несли три больших котла, вложенных один в другой. Впереди них по трапу спускался Коленька.

– Ну, сегодня поснимаем, – радостно сообщил он. – Солнышко-то как разыгралось!

– Здесь и загореть можно, не то что в нашем цеху, – улыбнулся Игорек. – А пленки хватит?

– Хватит, я новую зарядил.

Они немного отстали от остальных, на небольшой проплешине перед подъемом на сопку поставили котлы на траву. Игорь снял рубашку: «Жарко!» Коленька поставил их против солнца, присел, стал наводить резкость: «Внимание, первый кадр!..»

…На снимке был один Павлик. Рядом с ним – сплошное светлое пятно. «Может, проявитель слабый?» – Игорь повторил экспозицию, на этот раз – до двадцати шести: на бумаге – он и Павлик, в обнимку. – «Сам же, идиот, настоял!.. Ну и торс!» – Нет, правильные черты лица, пепельные волосы волной, грудные мышцы – всё на месте. Но торс! Разве это торс? Разве это руки? – Канаты какие-то, а не руки! А пропорции?! А взгляд! – Особенно по сравнению с… «Нинке такое не покажешь!»

– Зараза! – он мелко покрошил мокрые карточки в корзину.

– Игорь, – снова послышалось рядом, – я знаю, что ты не спишь!..

«Не отвяжется ведь, зараза! Мало ему…»

– Чего тебе?

– Как же так, Игорь?!

– А вот так! – сказал Игорь. Потом прошипел в самое ухо: – Знать бы, где упасть, – соломки бы подстелил.