– Значит, мне нужна другая женщина.

– «Других» не бывает… – Женя отшвырнул окурок.

Павел устал от этого беспредметного разговора. И откуда они все всё знают? – только он ничего не знает! Каждое слово – толчком в висках. «Да, ты выспался, Женя. Тебе легко рассуждать!»

– Хорошо. Такие как я будут вымирать. А такие как ты, Женя, будут на это спокойно смотреть! Или просто – отвернутся.

– Постой, здесь не все так просто… – Женя посмотрел ему прямо в глаза. – Я это сделал для тебя.

– Для меня? Ну спасибо!

– Подожди. После того, что с тобой произошло, ты по-прежнему считаешь, что нет дыма без огня?

– Ах вот ты о чем… Я и тогда тебе сказал: вероятно, были такие, кто пострадал невинно. Их же потом реабилитировали! Честно говоря, твой рассказ… Это слишком чудовищно, чтобы быть правдой. Столько погибло у нас за всю войну! Да неужели сажали просто так, за здорово живешь?! Взять хотя бы мой случай. Честно говоря, я пока не знаю, в чем виноват. Да и виноватым себя не считаю. Но ведь было же, есть во мне что-то, почему это случилось именно со мной!

– Вот! А я о чем говорю? Рано или поздно, это случилось бы все равно. Теперь ты будешь думать и многое поймешь.

– За одного битого двух небитых дают?

– Можно сказать и так.

– Так ты бы хотел, чтобы я думал? или чтобы я думал так, как ты бы хотел? Ты хочешь, чтобы я признал, что с человеком можно сделать все что угодно! Чтобы я боялся – так же, как и ты. Теперь послушай, что я тебе скажу. Я приехал сюда работать. И я работал честно – кто бы что бы обо мне ни говорил. И я буду работать, несмотря ни на что. Но я чувствую, что с прежним подъемом работать уже не смогу. То есть объективно Таллер нанес стройке реальный вред. И ты помог ему, слышишь! Ему ты помог, а не мне.

– Ничего ты пока не понял… Таллер – сволочь. Но будущее не за такими, как ты, а за такими, как он. Вся твоя история – вроде прививки. По сравнению с тем, что было там – не больнее комариного укуса. Тебе это обойдется всего в каких-нибудь двести рублей…

– Что?! Что ты имеешь в виду? – Такую сумму он никогда в руках не держал. Откуда это новое унижение? Неужели круги от камня, брошенного в него, разойдутся так далеко? Да и при чем тут, собственно, деньги?

– Я имею в виду, что двести рублей (или около того) у тебя вычтут из зарплаты. Причем вполне официально. Ты же слышал, что сказал бригадир? – «качество выполнения работ».

– Но какая связь? Этого не может быть!

– Ты мне не веришь? Мне? – Женя встал.

– Да как же я могу тебе верить, если ты такое говоришь!

– Что же я такого говорю?!

– А то! Отец Павлика Морозова – не кулак, а председатель сельсовета. Так? – Так. – Женя кивнул.

– Коммуны у нас разогнали, а мы живем при крепостном праве. Так?

– Так.

– И «Аврора» не стреляла?

– Не стреляла!

– И мой отец не должен был выжить?

– Вообще говоря, нет.

– Но ведь тогда и я – слышишь! – и я бы тогда не родился. Но ведь вот же я! Вот! Что, нечего сказать?

– Хватит, поговорили!.. – Женя поднял рукавицы и не оглядываясь пошел прочь.

…Однако предсказание скоро стало сбываться.

2

Кончилось время восторгов, время стихов. Кончилось и время споров. Пошли анекдоты, сальные, злые (если рядом была Вера, многие места заменяли на тра-та-та). Бетона не было, третью неделю. И каждый тихо зверел – один – в своей яме. Бригадир приходил – смотрел, покрикивал, но больше сидел в каптерке. Разговаривать с Женей стало невозможно – он громко, чтобы все слышали, кричал: «Кто испортил воздух?!» А иногда начинал сам, ласково так: «Павлик! Трах-тарарах!..» – Павел молчал. Но однажды ответил: «Что, Женя? Тёх-тиридёх!» – Женя остолбенел.