Так начался День строителя. Он должен был подчиняться чужой воле, «ничтожный раб»! Но Веры не было там. Ее там не было! А без нее – это только обычай, обряд. Со стороны, наверно, смешно… И прошла этот позор треть бригады…
А вечером – танцы на городской площади. На эстакаде кинотеатра играл ансамбль, надрывались колонки. Вера должна быть здесь. Он только посмотрит на нее, из толпы. Вот так, постоит и посмотрит… Да вот она! – что-то шепнула Севе, пошла вниз по широким ступеням. Сева взял несколько аккордов – «История любви».
И – нет, этого не может быть! – она смотрит только на него: «Это ты?» – «Я… А это – ты? – ко мне?!» – «Должен кто-нибудь сделать первый шаг – я иду…»
Осталось три ступени, две… «Она – солистка ансамбля… Какая ерунда! Никто не виноват… Это судьба».
– Разрешите вас пригласить! – первым подбежал Костя, за ним Коленька. За ним Славик из соседней бригады…
«Она не заметит их, просто не заметит!» Но… Она остановилась! Она – медлит? Ей приятно… Она улыбнулась? – «Ну, нет! В очередь я не встану».
6
Да что он возомнил о себе! Пока он ползал в луже, ее записывали на телевидении – прислали автобус… Ничтожный раб, раб! – Кто? Он, который владел Вселенной?! Девчонок на его век хватит, вон их сколько! Вот они – стоят рядком, ждут, когда пригласят. Но… Что за черт! Все они – все до одной, но каждая по-своему, уродливо, карикатурно, – были похожи на Веру.
Все – кроме одной.
Эту одну он и выбрал: «Можно вас…» – Она пошла…
Лицом – в прохладный лен волос:
– Как тебя зовут?
– Лена…
Потом они бродили по набережной, долго сидели на детской площадке – она села к нему на колени. Падали звезды. Он проводил ее («Дальше не надо, я сама»), возвращался пустыми, незнакомыми улицами…
– …Да вы, вы! – Юра был вне себя. – Мне, вы слышите? мне – жалуются! – на вас! Штабные ловят моих людей! – Ну прямо копия де Тревиля, распекавшего мушкетеров после неудачной стычки с гвардейцами кардинала. – Отбой и так сдвинули до двадцати четырех – вы пришли… Что? В два! Что? Какой «обход»? не надо ля-ля! Кого вы пытаетесь обмануть? Ты – во сколько пришел?.. Ты?.. Ты?
– В три, – сказал Павел.
– Кто тебя видел?
– Никто.
– Точно?
– Возле ворот никого не было. Но там фонарь, на всякий случай – через забор…
– Молодец! – Юра круто сменил гнев на милость (утерли нос штабным!). – Вот как надо! Вы меня поняли? Вы меня правильно поняли? Да? Да?.. Нет, да?.. Все свободны. Разойдись!
Лена! Как же он забыл о ней? Ведь она единственный человек здесь, кому он еще может смотреть в глаза… Он никак не мог согреться, до подбородка натягивал тонкое, застиранное одеяло, ворочался с боку на бок, пытаясь подавить кашель – напрасно… Понемногу начали проступать потолок и стены, черные спинки кроватей. «Спят… Все спят». Вот и Мишка спит, рядом, через тумбочку, свернулся калачиком. Только затылок виден из-под одеяла… «Оброс, ежик. А, так вот кто был тот заморский гость! Значит, и он… Кто еще?» Он вспомнил: постель была смята, Мишки на месте не было. «Теперь ясно… Так, а Таллер лег на место Васьки…» – он приподнялся: пусто! Уж не приснилось ли… Стало немного светлее. Нет, Таллер мирно спал – на месте Жени. «Так вот почему молчал Женя: его здесь нет…»