– Джума. Конечно, обойду. А водка я не пиль. Руку болно, прости, брат!..

– Тю-тю-тю!.. Как это не пил? Ну-ка, дыхни!..

Колька принюхался: точно, никакого запаха перегара. Но парень явно не в себе: зрачки вон какие – во весь глаз. Ткнул указательным пальцем в солнечное сплетение:

– Честно: обкуренный?

– Ой!.. Честно – немножко покуриль…

– Погоди, ты не врёшь? «Джума» по-таджикски – это ведь пятница. Ты – Пятница и сегодня пятница. Святой день у мусульман, а?…

– Имя тоже есть такой. Ти чо, не местный?

– Ещё какой местный. Робинзоном звать. В святой день гадость потребляешь!.. Пошли, а то и вправду без нас уедут.

Рыженькая окинула Николая сияющим взглядом, обняла и чмокнула в щёку, продолжая начатую игру.

– Ой, Коленька (он вздрогнул!), что это вы там, за углом, делали? Давай, быстро садимся, нас ждать не будут; раз уж четыре маршрутки подряд приехали, то, значит, следующая будет через час, как минимум. Давай, затаскивай свой куль, пока места есть. Ты мне привёз, что я тебе заказывала?… Ладно, потом скажешь. А я такую шурпу приготовила, м-м-м-м – из свежей баранины. Улугбека помнишь на нашем рынке? Он всегда хорошее мясо отпускает. В «Баракате» или на Зелёном базаре – там всегда обдурить могут, а Улугбек тебя знает. Я ему говорю, что Коля, мол, должен прилететь из командировки, дай свеженького. Он такой молодец!.. «Ещё утром, – говорит, – этот баран травку кушал». Я полтора кило взяла, ещё и на плов осталось. Хлопковое масло есть. Но плов ты сам делать будешь, у тебя лучше получается.

Она щебетала ещё что-то, по какой-то причине не собираясь выходить из игры в «жену и мужа». Джума молча сел на переднее сидение, рядом с водителем, но дверь правой рукой закрыть не смог, закрыл левой. С самаркандского рейса ввалились ещё несколько шумных пассажиров, потом ещё. Салон заполнился под завязку. Водитель собрал деньги, Николаю сказал:

– С тебя ещё двадцать копеек – за багаж!

Колька молча протянул ему второй двадцатник. Толстый водитель «рафика» подсчитал деньги, отмотал с билетного рулона нужное ему количество билетов, сунул их себе в карман, врубил скорость.

– Коль, а как тебя звать на самом деле? – шепнула ему на ухо рыженькая, когда они поворачивали вправо возле какой-то площади. И тут же перебила сама себя: – О, кстати, сейчас мы проехали памятник погибшим воинам. У нас его называют «ослиные уши». Видишь, танк, а за ним – две высокие бетонные стрелы. Когда-то поверху их соединяла такая арка, что ли, из золочёных звёзд, а потом случилось землетрясение, про это в газетах писали, – звёзды упали, и остались эти «уши». Правда, похоже?

– Слушай, мы куда едем, коль ты уж меня в «мужья» записала? У меня, наверное, есть свои планы!.. – так же шёпотом спросил Николай.

– Ко мне, на Гипрозем! Я там живу. Я сразу поняла, что ты вообще не местный: у нас русские с таджиками так, как ты, связываться не будут – боятся: таджики все друг за дружку, а русские – врозь. А ты какой-то такой… непосредственный. И я поняла, что ты ни до кого не дозвонился – видела, что ты ни с кем не разговаривал, а только трубку держал около уха. Так?…

Он помедлил с ответом, вглядываясь через окно маршрутного такси в пролетающие огни незнакомых зданий.

– «Вообще» не местный – это отличается от «просто» не местного?… – так же, полушёпотом, спросил он.

– О, кстати, слева – это текстильный комбинат – самый крупный в Средней Азии. А как ты угадал, что меня Наташей зовут? – без всякого перехода прошептала она, прижавшись к его плечу щекой. – Я прямо-таки о-бал-де-ла! Слушай, а тебя-то – как?…

– Сама ж сказала. Паспорт показать?…