«Правильно делает», – досадливо подумал Николай, провожая глазами её пёстрое полосатое платье и такие же штанишки, и набрал номер Володьки Загитова – знакомого альпиниста, с которым ходил в связке не раз, гостеприимного парня, мастера татарской кухни. Володька полтора года назад перебрался из Барнаула в Душанбе, чтобы «быть поближе к горам», писал товарищам, что Душанбе – это тот самый Эдем, который когда-то наши альпинистские предки потеряли, а он, Володька, нашёл. Климат – да, жаркий, но народ здесь – чудо, фрукты – почти задаром, горы памирские – вот они, рукой подать! Примерно так же он расписывал прелести столицы Таджикистана. Николай знал по рассказам, что знакомые альпинисты останавливались у Загитова не раз, приезжая в Душанбе. В это время Володькина квартира напоминала караван-сарай – парнем он был по-настоящему гостеприимным: в его однокомнатной халупе, которую родители оставили ему на пяток лет, уехав по вербовке на Север, ночевали по десять – семнадцать человек.

«Пи-и, пи-и, пи-и-и…» – да что ж это такое! День будний, не выходной, хоть и конец недели, однако время уже позднее. Куда он мог намылиться?… И надолго ли? Можно бы и в Лучоб позвонить, на базу альплагеря «Варзоб», так в записнушке ни одного телефона нет – никогда и не знал их, нужды не было. Ехать туда без звонка – можно и так. Но альпинистский сезон давно закончен – конец октября; есть ли кто там из знакомых? А то и за ворота не пустят. И куда потом деваться? На берегу речки Варзоб ночевать? К утру дуба дашь… Тут дни тёплые, а ночи – вах-вах, как говорят местные жители!.. Ещё раз Володьке – опять никто не берёт трубку!.. Придётся посидеть в аэровокзале до упора (на ночь он, вроде, закрывается – нет ночных авиарейсов) и периодически названивать. Сунуться в какую гостиницу – так там, как обычно, мест не бывает. Ну же влип, зараза!..

Чертыхаясь про себя, он пошёл к остановке четырнадцатой маршрутки. Ещё не дойдя, заметил, что очередь там куда-то испарилась: стоит его рюкзак, рядом эта рыженькая, а около неё – покачивающийся парень-таджик, которому – издалека видно – хочется поплотнее «пообщаться». Лапать пытается. Девчонка его руки решительно отводит, что-то говорит, показывая на освещённое здание аэровокзала. Колька перешёл на лёгкую рысь. Уже подлетая, услышал, что парень изъясняется в своём нескромном желании на матерном русском языке. Подбежав, он быстро схватил его за правую кисть, чуть развернул большой палец за спину и резко дёрнул вниз, не выпуская руки. Тот ойкнул и выматерился.

– Ну вот, я ж говорила: муж придёт! – возбуждённо и радостно откликнулась рыженькая. – Что, не говорила?!

Горячев, бросив: «Я сейчас, Наташа!» – спокойно завернул обмякшую руку парня за спину и так же спокойно, по-милицейски, сказал:

– Пошли-пошли, что встал! – и повёл его за угол длинного одноэтажного здания, где по центру горела неоновая надпись «Выдача багажа». Тут, в каком-то сумеречном проулке, отпустил руку своего пленника, потеребил пальцами его отвисшую нижнюю челюсть, лёгким тычком снизу сложенной в щепоть ладонью «примкнул» её к верхней, левой рукой поправил готовую упасть тюбетейку.

– Объяснять не надо? Всё понял? Или объяснить поподробнее?…

– Всё, брат, всё! Извини! Он говорит – «муж», а колцо на левом руке. Извини, брат: подумал – может, он – свободный женщина, разведённый… Извини, брат! Слушай, мне тоже ехать надо, вон маршрутка подошёль. Брат, извини!..

– Пойдём, коль так. Обходи её, если встретишь, ладно? А про кольца вообще не думай, о русских девках – тоже: поживёшь дольше. Своих, что ли, мало – разведённых? И водку пей в меру, а то видишь, как тебя «штормит». Как тебя звать-то?