Пока генерал, щурясь от наслаждения и смачно причмокивая, поглощал дробь-шестнадцатую, вспоминая свои давние курсантские похождения, Лавлинский шепнул мне на ухо:

– Каптёрщик! Раздобыл «Шипр», твою мать?

– Добыл-добыл! – успокоил я старшину. – Коля Пшеничный выделил от щедрот своих. У него, единственного, «Шипр» оказался. Еле-еле уговорил отдать. Куркуль, его мать!

Коля Пшеничный, хоть и был моим другом и земляком, но личные интересы всегда ставил выше казарменных. Поэтому отобрать у него дефицитный в советское время одеколон было практически невозможно.

Но мне, как лучшему другу, Коля пошёл навстречу:

– От сердца отрываю!

После вкусного обеда по законам Архимеда, как говорится, положено поспать.

Но генералу не терпелось матюкнуть какого-нибудь комбата или, на худой конец, старшину, «допустившего бардельеру и разврат в казарменном помещении».

Однако наша казарма не дала генералу ни малейшего шанса матюкаться и злословить.

– Надраены, как у кота яйца! – топая ногой по блестящему паркетному полу, по-детски возрадовался проверяющий. – Молодец, старшина! Хвалю за службу!

– Служу советскому союзу! – по-урядницки рявкнул сияющий Лавлинский.

Генерал, повернувшись к многочисленной разнопогонной свите, тыкнул длинным пальцем в потолок:

– Вот он, настоящий армейский порядок! Учитесь!

Затем, повернувшись к сияющему как медный самовар старшине, самодовольно пророкотал:

– Чем ещё удивишь старого солдата?

Наш бравый старшина знал, чем таким особенным можно удивить старого генерала.

Дефицитнейшим зелёным «Шипром», вот чем!

Нигде, ни в одной казарме училища такого страшного дефицита не было.

И только бравый наш старшина расстарался, добыл.

Потом и кровью добыл!

– Не может быть! – удивился проверяющий.

– Так точно, есть! – подтвердил Лавлинский, бросив настороженный взгляд в сторону бытовой комнаты.

Там, держа раскалённый шипящий утюг, друг мой Коля Пшеничный весьма усердно изображал курсанта, готовящегося к заступлению в наряд.

«Всё нормально! Шипр на месте» – подумал я, выглядывая из каптёрки. – «Ай да Коля, ай да сукин сын!»

Генерал, пощупав на прочность флакон волшебного изумрудного зелья, восторженно рявкнул:

– Лучшая рота училища! Даже «Шипр» есть!

При этом проверяющий поднёс флакон к лицу и, радостно смотрясь в зеркало, несколько раз усердно пшикнул.

Лучше б зеркала наше разбилось заранее!

Красное лицо генерала окрасилось в зелёный мерзкий цвет, а улыбка медленно сползла с его начинающих материться губ.

И сразу же стёкла казармы чуть не вылетели от мощнейшего дикого рёва, напомнившего рёв взлетающего бомбардировщика:

– Старшина, твою мать!

Ни старшины, ни его матери в казарме не было.

След его, что называется, давно и безнадёжно простыл. Причём самым невероятным тайным образом.

Я же, захлопнув дверь каптёрки, восторженно констатировал:

– Ай да Коля, ай да сукин сын! Вместо своего личного одеколона залил в пузырёк смесь воды и зелёнки! Полгода назад изобрёл такой способ обмана проверяющих. Но я тогда лишь посмеялся.

Зря, как оказалось, смеялся!

глава 20

Украли дочку!

Майор Пшеничный, завершив дела в Старгополе, благополучно уехал в родной наш Волгоград.

Ну а мне оставалось возвращаться в унылую погранобщагу.

Углядев в мрачном коридоре соседа, сержанта-контрактника Лёху Фомина, я потряс перед ним шоколадкой:

– Где твоя дочка? Подарок ей принёс!

Лёха глянул на меня как-то странно. И невнятно промычал:

– Тудой пошла!

– Куда тудой? – не понял я юмора. – Тогда шоколад подарим Лебде!

Лебдя, трёхлетняя дочь капитана Лебедева, стояла в мрачном коридоре и ожидала конца родительской драмы.

Нервозность драмы сочилась сквозь дверь комнатушки давно: