И все же Холлис чувствовала спокойствие – возможно, ту самую ясность, которую Джимми Карлайл, айовский басист «Ночного дозора», пока не ушел в свою героиновую долину, называл просветлением. В этом состоянии она осознала себя во времени и обстоятельствах и решила, что более или менее ими довольна – или по крайней мере была довольна неделю назад, покуда ей не позвонили из «Нода» и не сделали предложение, которое она не могла ни отклонить, ни по-настоящему понять.

Если «Нод», как описал его моложавый, но металлический голос Рауша, и впрямь научный журнал с культурным уклоном (научный журнал в прикольных штанах, назвала она про себя), следует ли отсюда, что ей, бывшей вокалистке «Ночного дозора» и малоизвестной журналистке, закажут за очень серьезные деньги статью о бредовом направлении в современном искусстве?

Нет, прозвучало в глубине ее краткого спокойствия. Не значит. А главная аномалия отчетливо проступила, когда Рауш приказным тоном потребовал встретиться с Бобби Чомбо и прощупать его на предмет неких «тенденций глобальных перевозок». Это, скорее всего, и было основное, а Одиль Ришар и остальные – только предлог.

И тут в потоке машин на Сансет она вдруг увидела барабанщицу из «Ночного дозора» Лору Хайд, по прозвищу Хайди, за рулем небольшого паркетного внедорожника, вроде немецкого (Холлис не особо разбиралась в автомобилях). Они не общались уже года три, но Холлис знала, что Хайди живет на Беверли-Хиллс и работает в Сенчури-Сити. Сейчас она, скорее всего, возвращалась домой после рабочего дня.

Подошел Альберто с лэптопом под мышкой и шлемом в другой руке и произнес зло:

– Фашистское мудачье.

Слова так не шли к его серьезному виду, что он на минуту представился ей персонажем мультика.

– Все хорошо, – заверила она. – Нет, правда. Я кое-что разглядела. Я видела. Получила общее впечатление.

Он странно заморгал. Неужто боролся со слезами?

От Кресент-Хайтс Альберто по просьбе Холлис отвез ее в закусочную «Hamburger Hamlet».

– Бобби Чомбо, – сказала она, когда они сели.

Альберто свел брови.

– Бобби Чомбо, – повторила Холлис.

Он мрачно кивнул:

– Помогает с моими композициями. Гений.

Холлис попыталась прочесть вычурные синие буквы у него на руках – и ничего не разобрала.

– Альберто, а что у тебя здесь написано?

– Ничего.

– Как ничего?

– Шрифт делал один художник из Токио. Он абстрагирует буквы до полной нечитаемости. Последовательность генерируется рандомно.

– Слушай, а что тебе известно про «Нод», журнал, для которого я пишу?

– Европейский? Новый?

– Ты давно знаком с Одиль?

– Нет.

– А раньше ты про нее слышал?

– Да. Она куратор.

– То есть она с тобой связалась и попросила дать мне интервью для «Нода»?

– Да.

Официант принес две «Короны». Холлис чокнулась с Альберто бутылкой и начала пить из горлышка. Альберто подумал и сделал то же самое.

– Почему ты спрашиваешь?

– Прежде я не писала для «Нода». Хочу разобраться, как они и что.

– А при чем здесь Бобби?

– Я пишу про твое искусство. Почему не поинтересоваться технической стороной?

Альберто явно было не по себе.

– Бобби… – начал он и запнулся. – Очень скрытный человек.

– Правда?

Альберто сник:

– Идея всегда моя, и я выстраиваю изображение, а Бобби привязывает его к конкретному месту. Даже в помещении. И еще устанавливает роутеры.

– Роутеры?

– На сегодняшний день каждая композиция требует отдельной беспроводной сети.

– И где роутер для Ривера?

– Не знаю. Тот, что для Ньютона, закопан в цветочную грядку. С Фицджеральдом гораздо сложнее. Он не всегда там.

– Значит, Бобби не станет со мной говорить?

– Думаю, он будет недоволен, что ты вообще о нем слышала. – Альберто нахмурился. – Кстати, от кого?