В разговоре Троцкий упомянул Сталина. Нестор был знаком с ним давно: вместе устраивали эксы в Гори и Тифлисе. Коба вскоре остепенился, перестал участвовать в нападениях, а после встречи с Лениным занялся оргработой, а то вдруг взялся писать статьи. Нестор прочел парочку – дрянь полная, решил он, но Коба был уже недосягаем – вошел в политсовет партии.

И тут, в разговоре со Львом Давидовичем, вторым человеком в Советской России, Нестор почувствовал, сколько неприязни в голосе у Троцкого и сразу ощутил, что если и он грузин, то эта неприязнь распространяется в полной мере и на него.

Со Сталиным они встретились позже Ленина и Троцкого. В этот период Сталин жил в Кремле. Сталин пригласил Нестора домой, как только узнал о его приезде. Нестор шагал по брусчатке внутреннего двора древней крепости, смотрел на изношенные временем фасады, и удивлялся вдруг возникшей мысли, что оказывается, ‒ ничего невозможного нет, можно добиться всего, например, оказаться там, где центр власти огромной территории, по сути Империи. И можно шагать вот так не спеша на встречу с людьми, власть эту в настоящий момент ухвативших.

На пороге Нестора встретила жена Надежда. Нестор поклонился, демонстрируя воспитание, поцеловал руку. Надежда – миниатюрная миловидная женщина рядом с таким вечно насупленным Кобой смотрелась добрым и ласковым дополнением к нему. Глядя на супругу и угрюмость Кобы не казалось столь значительной.

На столе уже стояли фрукты, домашний сыр и вино в большом кувшине. Тут же подали зажаренного цыпленка, и угощение вышло вполне по-грузински.

Коба, выпив вина, раскраснелся, насупился и замолчал, гонял желваки на скулах. Затем заговорил о том, как сложно ему среди этих интеллигентиков проводить рациональную политику. При упоминании Троцкого, у которого Нестор был чуть ранее в тот же день, Сталин рассердился и по-грузински обозвал Троцкого хитрой еврейской лисой.

− Такие бойцы, как ты, Нестор, − тут нужны, − глядя своими слегка желтоватыми глазами волка на Нестора, произнес тяжело с акцентом Коба по-русски и ткнул своим закопченным никотином пальцем в грудь Нестору. Ткнул больно в запале, видимо так его занимала эта мысль о Троцком, что в каждом видел противника. Ткнул пальцем и отвел взгляд, но через секунду снова бросил его, сопроводив желтыми искрами, как бьет-бросает прицельно заряд стрелок, чтобы поразить врага. Было в этом взгляде столько сконцентрированной энергии, что у Нестора перехватило дыхание и запекло в сердце. Нестор взгляд выдержал, но понял, какая тут высота ставки сделана Кобой в этом сакральном центре России − месте, где топтались многие властители: потоптались, но сгинули, а иные и вовсе по ветру были развеяны. И еще понял Нестор, что Коба не отступит. Это была битва конечно не титанов, но людей, на время овладевших толпой. Ощущалось, что любой огрех мог все изменить, обратить эту массу тел, мнений, энергий против них самих. Важно было не упустить удила и направить умело величайшую энергию масс в то русло, которое позволит сохранить власть над растерзанной страной, нищей и голодной толпой, населяющей огромную бескрайнюю территорию бывшей Российской Империи.

Было заметно, что донимали Кобу и другие размышления о власти: как удержаться, не поддаться еврейчикам, что обосновались вокруг Ильича и что-то постоянно затевающие у него за спиной.

Заканчивая разговор, Коба подвел итог, основательно так, весомо:

− Ты еще давай, Нестор, поработай в Сибири. Да избавься от своих привычек вольных анархических.

Примолкнув и что-то обдумав, добавил:

− Все, Нестор: закончилось бодание партий. Одна у нас теперь партия – большевистская. Хочешь быть удачливым во власти, докажи, что ты с нами. А остатки других партий, − всяких там эсеров, социалистов-демократов ‒болтунов-хлюпиков, бледно-розовых слюнтяев мы разотрем скоро окончательно в пыль. Ни с кем больше якшаться не станем – сразу к стенке. Такова линия борьбы.