Он вспомнит это место и решит остаться. Но вспомнит не все и не сразу. Память будет возвращаться по кусочкам, словно ее вживляют искусственным образом. Сначала возникнут размытые пиксели, как это делают при цензуре; облачко за облачком картина сфокусируется, соберется в единое целое, приобретет детали и вуаля: «новая локация прогрузилась». Ну, хотя бы эта реальность ему вроде знакома. Она, кажется, является его собственной. Оригинальной. А каналами решит больше не моргать.


Сначала он отцепит катетер со звуком выдернутого из шины насоса. Эту стеклянную пиявку с длинным комариным носиком. После встанет, все тело заскрипит, как накрахмаленный больничный халат, с непривычки упадет на пол. Чистый пол, но весь в хлебных крошках. Ноги оживут с трудом, так же, как и он с трудом вспомнит, для чего они предназначены.

Попытается издать звук, но добьется лишь булькающих нареканий в горле, от которых придется еще и откашливаться. Он будет чувствовать себя рыбой, выброшенной на берег, бессмысленно дергающейся и безмолвно шевелящей губами. Так же тихонько шлепать жабрами. Но продолжит не моргать.


Состояние осложняла его примерная неуверенность. Примерно он понимал, где он, постепенно начинал понимать, куда надо двигаться. Не был уверен в реальности происходящего и в правильности подобранных примеров.


Хватит. Быстро встал. Разогнал кровь. Похрустел суставами. Ощутил контроль, которого давно не испытывал.


Как бы сложно ни было, он справится, не перематывая пленку, не переключая каналы. Постепенно он почувствует, что власть над телом возвращается, растекается своей безупречной тиранией органики по проводам-венам-нервам биомашины, за рулем которой Пилот – его душа/сознание.


Встретив первого же врача, будет уверять того, что, мол, Янис не сумасшедший. Он же излечился, пережил путешествие длиною в несколько (своих и не только) жизней, стал рассуждать здраво. Смотрите, может управлять не только частями всего тела, но даже мимикой – продемонстрирует свои «таланты». Не иначе, как достиг дзена и исцеления перед телевизором фирмы JVC.


– Я не сумасшедший. Я был им, возможно, но теперь я нормальный. Говорю вам, я вылечился. Видите? Я улыбаюсь. Смотрите, я даже могу на одной ноге стоять. Не знаю как, но это произошло. Вы должны поверить!


Конечно, врач его поддержит, скажет что-то вроде «Вот и чудненько, вы и вправду выглядите лучше». Отведет в общую комнату и велит ждать. Они всегда так делают, когда вокруг нет других врачей или медбратьев. Мы тоже всегда подыгрываем пьянице в лифте, если проигрываем ему в габаритах, или группе пьяных подростков в глухой подворотне, пока не понимаем, что в безопасности.


Это все будет. И Янис продолжит стараться не моргать и закрывать глаза по очереди, лишь бы остаться здесь. Ведь так, определенно именно так, ведет себя здоровый человек? Этот мир он считает реальным или хотя бы думает, что так помнит. Если не оригинал, то, как минимум, очень точная копия того, из которого он ретировался. И раз он верит в этот мир, выбрал его, то неужели мир не поверит в него?

«ождвждраылщфыадрми»

В общей комнате больницы всегда происходило шоу, особенно после обеда, когда все надзиратели заняты своими делами. Среди залипающих зомби в пижамах, раз за разом кто-то просыпался и начинал будить остальных. Сильных людей в заключении всегда больше, чем на свободе. Они не сдавались и, изредка вырываясь из оков дремоты и личных апартаментов ада, начинали танцевать, разыгрывать абсурдные сцены, петь, читать стихи, нести околесицу. Если бы вы знали, сколько среди них великих и избранных, но слишком рано обнаруженных людей… И первые из них, подобно лампочкам для мотыльков, были призывом к пробуждению остальных. Как будто психам нужна была поддержка, ощущение того, что они не в карцере собственного непонимания.