Именно на этом фоне напряженной международной обстановки в Советский Союз пришел Стивен Кинг. А точнее, его привели и впустили. Потому что он оказался полезным и нужным советской пропаганде.

Определить, кто первым прочитал Стивена Кинга в СССР, разумеется, сейчас не представляется возможным.

Может, это был кто-то из советских дипломатов, сотрудников торгового представительства, журналистов-международников или других немногочисленных «выездных» баловней судьбы, имевших доступ к заграничным командировкам в капстраны в 1970-х годах, когда имя Кинга уже гремело на Западе. Правда, обычно из таких поездок везли не книги, а одежду, бытовую технику или другие редкие товары, которые ценились в эру дефицита. Впрочем, вероятность того, что кто-то из этих счастливчиков однажды привез домой тонкое американское paperback-издание с яркой обложкой и броским названием «Кэрри», исключать полностью нельзя. Полистал – «про какую-то девушку с устрашающей силой», пришел в ужас от первой же сценки в школьной душевой и испуганно поставил книгу на полку.

Может, это произошло в Библиотеке иностранных языков, куда кинговские книги стали поступать с мая 1978 года. Кто-то мог впервые наткнуться на Кинга именно там – между книгами Апдайка и Голдинга – и, сидя под портретом Шекспира, погрузиться в историю о «сияющем» мальчике, которому предстояло сразиться с жутким отелем, наполненным привидениями.

Но если первый читатель Стивена Кинга в Советском Союзе навсегда остался в тени, то вот имя первого, кто стал писать о Кинге в советской периодике, известно совершенно точно.

До 80-х годов советское литературоведение в основном рассматривало творчество следующих американских писателей: Марка Твена, Джека Лондона, Теодора Драйзера, Джона Рида, Эрнеста Хэмингуэя, Френсиса Скота Фицджеральда, Уильяма Фолкнера, Джона Стейнбека и других. Первой из советских критиков и литературоведов, кто обратил внимание на молодого американского писателя из штата Мэн, была Валентина Васильевна Ивашева[6].

Судьба Валентины Ивашевой, полная взлетов и трагедий, сама по себе напоминает захватывающий роман. Арест и расстрел мужа (Садогурского Я.Я.) в 1937 году[7], ссылка в Казахстан (Казахскую ССР, г. Джамбул) как «социально опасного элемента», восстановление научной карьеры в послевоенные годы – все это заслуживает отдельной монографии, которая, надеюсь, когда-нибудь будет написана. Ивашева оставила после себя не только богатое литературное наследие, но и многочисленных учеников.

Родившись в интеллигентной семье с глубокими историческими корнями – она была правнучкой декабриста Василия Петровича Ивашева[8], – Валентина Васильевна с ранних лет впитала дух просвещения и академической культуры. Уже в юности Ивашева проявила способности к изучению языков. Закончив факультет общественных наук в Петроградском государственном университете и романо-германское отделение, она начала преподавательскую деятельность.

Одна из слушательниц курсов, Н. Семпер (Соколова) вспоминает: «Ровно в десять утра в зал решительно входит Ивашева, энергичная, деловая, всегда в строгом синем костюме, бросает на стол мягкий коричневый портфель и начинает сразу читать лекцию на хорошем английском языке, коротко и ясно. Слушая, исподволь рассматриваю ее широкое белое лицо, чуть косо поставленные глаза с холодком, резко расходящиеся тонкие брови – что-то в этом лице есть татарское; волосы темные и волнистые, на косой пробор, конечно подстрижены, как почти у всех. Во всем ее облике и манерах проглядывает врожденный аристократизм, который она старается подавить, подражает пролетариям, носит кепку…»