В пробуждении – удивленья ноты,
Будто век прошёл у сна в плену,
И как будто поцелуем кто-то
Разбудил уснувшую струну.
13 апреля 1981 г.

Размышления на Ваганьково

(ПЕРВАЯ ГОДОВЩИНА СМЕРТИ В. В. ВЫСОЦКОГО)

Это место непросто обойти стороною,
Ведь подобных ему на Ваганьково нет.
Здесь в могиле одной похоронены трое,
Убиенные разом – актёр, певец и поэт!
Редкий случай – тут брошен был жребий
Или на них указал кто-то свыше перстом,
Но скатились, след оставляя на небе,
Три звезды, в край земли ударившись лбом.
От удара качнулась планета,
Обожгла боль до самой оси.
Нет актёра, певца и поэта.
Мёртвым сном они спят на Руси.
Сердце помнит, но кто осияет
Вместо них необъятную Русь?
Тот, кто близко – гореть не желает,
А далёких судить не берусь.
25 августа 1981 г.

Слово правды

Чем убивают слово,
Слово, в котором правда,
Полное боли и муки,
Выношенное душой?
Его убивают не страхом,
Не топором на плахе,
Его убивают не пулей
И душат его не петлёй.
Его убивают – словом,
Словом, в котором нет правды,
Словом, где каждая буква —
Словно отточенный нож.
Во мрак погружает отчаянье.
Нет страшней злодеяния,
Чем слово, убитое словом,
Имя, которому – ложь!
1981 г.

«Не могу ответить больше…»

Не могу ответить больше,
Так как раньше, например:
– Как дела? – А так как в Польше.
Нет, иначе в СССР:
Мы едим из общей миски,
Крохи с барского стола,
Здесь на всех одни сосиски,
Здесь на всех одна халва.
Мне и горько, и обидно,
Слёзы сыплются из глаз.
В Польше – это очевидно:
Всё иначе, чем у нас!
1981 г.

Пятая звезда Леонида Ильича Брежнева

Как на новогодней ёлке,
От макушки и до пят,
Все собой затмив иголки,
Звёзды на груди горят.
Нет уж места, весь обвешан.
Ну куда ещё одна?
Шаг и так давно неспешен —
Грудь стеснили ордена.
1981 г.

И. Л.

Не моя Вы, милая,
Не моя
И не рвусь я жилами,
Чувства сохраня.
Юность длинноногая —
Ну и прыть!
Пропущу, не трогая,
Так и быть!
Mарт 1981 г.

Длинноногая

В её холодной строгости
И гордой длинноногости
Незыблемая вера в неотразимость чар.
Идёт – и в искушении,
Седой, а тем не менее,
Уже звенит он шпорами, как истинный гусар.
Если с шармом женщина
– Подвинься, деревенщина!
Что делать рядом увальню?
– Лишь вылупить глаза!
Так на земле устроено
– По чину все раскроено:
Кому – вся спелость ягоды, ну а кому – лоза.
1981 г.

«Дорогая моя, хорошая…»

Дорогая моя, хорошая,
Ты напрасно не веришь словам.
Верь, родная, случайным прохожим
И без лести преданным псам.
От тебя им так нужно немного
На клочке этом малом земли:
Ну махни им платком на дорогу,
За ушами рукой потрепли.
Если вдруг шевельнётся, заноет,
Где душа быть как будто должна,
В горизонт уползающий поезд,
Как ужалившая змея,
То, видно, не было это игрою,
Раз так больно задело крылом
Это нечто, что часто душою
Мы – неверующие – зовём.
1981 г.

Сибирь

За окном гостиницы

Небо яро синится,

За окном гостиницы

неоглядна ширь.


Обь косой играется —

Девица-красавица

И струится, русая,

через всю Сибирь.


Как волной пригубится,

На всю жизнь полюбится

И обнимет накрепко кедром и сосной.


К ней душой прикованный,

Чудом очарованный —

Уже в целом мире не найдёшь другой.

1981 г.

Кореянка

Искра в уголь черноокий —
Пламя в яростном потоке,
Как лучина, вспышкой ярка,
Оттого, что сердце жарко.
Юность – камень без огранки,
Кроме стати и осанки —
Вольный дух степи и ветра,
Напоённый далью щедро.
Мне весну бы и тальянку
 К этой дикой кореянке.
Апрель 1981 г.

Где?

В тусклом свете утро серо.
Нет любви, надежды, веры.
Ни намёка перспективы.
Где рассветы златогривы?
Где соловушкины трели?
Где пастушичьи свирели?
Вот ответ, звучащий мудро —
Там, где синеглазо утро.
1981 г.

«Лазорево, румяно…»

Лазорево, румяно
Над клочьями тумана,
Поднявшись рано-рано
Звездой киноэкрана,