Разговор с водителем такси
Все воруют. То не мода:
Жизнь не в жизнь без воровства!
На Руси так от природы —
Привыкаем сызмальства! —
Начал так со мной водитель
Этот странный разговор.
Я вообще-то не любитель
Затевать бесплодный спор,
Но вступился и с напором,
В зеркальце скрестив с ним взор:
– Каждого считаешь вором,
То, выходит, сам ты – вор.
– А то как же? – Я опешил.
Обходного нет пути.
Прочеши темя до плеши —
Мысли нужной не найти.
Если прав он, я замаран,
Как частица бытия,
И одна должна быть кара
Для него и для меня.
Вывод здесь один бесспорен —
Спора нашего венец:
Он, глядящий прямо в корень,
Правдолюбец, а я – лжец.
Вместо двух с полтиной трёшку
Дал и вышел. Сдачи нет.
Вокруг плошки каждый с ложкой,
Как водитель, так и мент.
1982 г.
Матери
Тридцать девятая весна
Пошла от той весны,
Когда топтала мир война,
А я не знал войны.
Твоим объятьем защищён
От тех метелей злых,
Не слышал я предсмертный стон,
Не видел скорбь живых.
Что кровью, а не молоком
Поит война – не знал
Тогда, когда беззубым ртом
Пустую грудь терзал.
Зайдясь до синевы, орал,
Рвал голод горло мне
И крик мой вызовом звучал
Грохочущей войне.
Я понял, сквозь меня года,
Когда прошли толпой,
Что отдавала мне тогда
Ты часть себя самой.
И то твоё, пока дышу,
В себе я сохраню,
Твою любовь, твою слезу
И сердца боль твою.
1982 г.
«В белую грудь, как в подушку зарыться…»
В белую грудь, как в подушку зарыться.
Пусть не влюбиться, а только забыться
От всяких материй, различных субстанций,
От мчащихся мимо полустанков и станций,
Отвлечься от времени быстро летящего,
От нашего прошлого и настоящего.
Остановить даже мысли течение
– Пусть всё поглотившее наступит забвение!
Такое забвение доступно лишь мёртвым,
И слабость свою посылаю я к чёрту.
Что было, то было – со счетов не сброшу,
Буду нести до конца свою ношу:
Груз одиночества, радость общения,
Все понедельники и воскресения.
Ростов. Ночь в аэропорту.
1982 г.
Завещание
Согрей в ладонях горсть земли
И брось на крышку гроба,
Чтоб мрак и холод не смогли
Со мною сладить оба.
Громада уходящих лет
В тлен превращает кости.
Не тленны лишь тепло и свет
От этой малой горсти.
И сколько б не текла луна
Столетий на планету,
Покуда есть он и она —
Любовь не канет в Лету.
Всё, что вошло нам в плоть и кровь,
Уходит по наследству.
Живёт нетленная любовь
С враждою по соседству.
Был коротко с враждой в ладу,
Зато с любовью – долго
И в мир теней, когда сойду,
То не оставлю долга.
Согрей в ладонях горсть земли
И брось на крышку гроба,
Чтоб мрак и холод не смогли
Со мною сладить оба.
20 февраля 1982 г.
Осень
Снова осень медью кружит,
Словно льёт колокола.
Опрокинут город в лужи,
Как в большие зеркала.
День короче, ночь длиннее,
Потерял закат зарю,
Но во славу Гименея,
Мёд течёт по сентябрю,
Чтобы через зимы в вёсны,
Снова шло цветенье в лад,
Чтобы мог по травам росным,
Вновь догнать зарю закат.
1982 г.
Одна ночь
Страсть закована в бетоне,
Заморожен крик и вздох.
Нынче сдержанность на троне,
И во всём и толк, и прок.
Звёзды падают в окошко,
Льётся жёлтый сок луны,
Ночь хлебает полной ложкой,
Пьёт из кубка тишины.
Дотянуть бы до рассвета.
Ох! Как сердцу невтерпёж.
На любовь сегодня вето,
Как у горла острый нож.
1982 г.
Академгородок
Малый ломтик тайги
Отобрав у Яги,
У Вселенной – кусок небосвода,
Здесь собрался народ
Чистый пить кислород,
Был народ тот особого рода.
Нет, не тот, что в скиты
Свой уклад и кресты
Уносил от Петровской расправы.
Шёл тернистой тропой
Он в тот край за мечтой
И конечно немножко за славой.
И возник городок,
Вышел весь невысок,
Постигая все азы и буки,
Он уводит с Оби
Свои корабли
Каждый день к белым пятнам науки.
1982 г.
Невесомость
Говорят, что невесомость —
Есть космическая новость