Через год он придёт, но будет
Вряд ли так же ласков и щедр.
Ведь известно, что время губит
Даже самый могучий кедр.
1978 г.
«Играет ворон во трубу…»
Играет ворон во трубу,
И время тащится, как Дон-Кихот на кляче.
Не будем искушать судьбу
И больше нашу встречу не назначим.
Мою любовь, как жёлтый лист,
В кровавых пятнах выступившей меди
Сорвал не дождь, не ветра свист,
А ложь и фальшь, что бьют похлеще плети.
Любовь изношена душой,
Уж не шуршит – растоптана, распята.
Я богохульствую порой,
Но всё равно любовь, как прежде, свята.
Играет ворон во трубу,
И время тащится, как Дон-Кихот на кляче.
Не будем искушать судьбу
И больше нашу встречу не назначим.
1978 г.
Торможение
Мембрана хрипела простуженным голосом.
Я в нем не узнал тот единственный – твой.
Когда же прорвался, то темную полосу
Он светлой в момент заменил полосой.
– Откуда ты? Где ты? – Узду рву терпения,
Бегу электронами по проводам,
К тебе тороплюсь, обгоняя мгновения,
Чтоб глазами в глаза, чтоб губами к губам.
– Не спеши. Не могу, – молот бьёт торможения
Так, что мне перегрузка ломает хребет.
Ну куда здесь лететь, впору плыть по течению,
Где на каждое «да» можно выдумать тысячу «нет».
Сбросив скорость на ноль,
нервы выжав свои до предела,
Приземляюсь, взяв на плечи обыденный груз.
Всё нормально, лишь только душа обгорела,
Как нутро обгорает у дюз.
1978 г.
***
Сольём тела в один бокал,
В том нет сомнения!
Пусть Сатана направит бал
Грехопадения!
Проходит время – бьют часы.
По разным чашам
Лишь только души на весы
Не бросьте наши.
Нам на двоих один ответ
Перед судьбою.
Один закат, один рассвет
У нас с тобою.
В едином русле два ручья
И не разлиться,
Не разобраться, где тут чья
Любовь струится.
1979 г.
Сказка
Мы, не зная все детали,
Можем просто ошибиться:
Где исход уже летален —
Там в улыбке наши лица,
А где радости колодцы —
Мчимся с вёдрами печали.
Смех ручьями звонко льётся
Там, где реки слёз бежали.
Если б только сам не слышал,
Я бы в жизни не поверил.
Если б сам не видел…
– Тише! В сказку ту закроем двери.
1979 г.
«Едим из общей миски…»
Едим из общей миски
И с общего стола.
На всех одни сосиски,
На всех одна халва.
Чего желать мне больше —
Расседлан мой Пегас.
У нас всё, как и в Польше,
А в Польше как у нас.
1979 г.
«Растаял без следа в лучах рассвета…»
Растаял без следа в лучах рассвета
Голых ветвей причудливый узор,
И небо северное распахнуло в лето
Свой голубой безоблачный простор.
В объятиях жарких солнечного света
Согретый город нежится в тепле.
По солнечным лучам шагает лето,
Зелёным морем растекаясь по земле.
Но вдруг деревьями, как крыльями, замашет,
Оно, нахмурив радуги бровей,
Дождями до краёв наполнит чаши
Широких Ленинградских площадей.
И ярче вспыхнет день, и лужи, словно блюдца,
С губ облаков стекает молоко
И хочется руками дотянуться
До солнца, но оно так высоко!
А к горизонту лишь оно склонится
И окунёт лучи свои в залив,
Закат взметнётся сказочной жар-птицей,
Своею грудью солнце заслонив.
Он в клетке неба бьётся до рассвета,
Роняя перья алые в Неву.
Так через ночь шагает в утро лето,
Росы жемчужины просыпав на траву.
1980 г.
На смерть В. Высоцкого
Он сердцем пел и прикипал душой.
По струнам, как по обнажённым нервам.
Не отступая, вёл неравный бой
В семидесятых так, как в сорок первом.
Кто встать мог рядом – тот, отступая, шёл,
Спиною повернувшись к той высотке,
Где не склоняясь, яростен и зол
Наотмашь хлёстко песней бил Высоцкий
По подлости, по мерзости людской,
Чтоб зло добро за горло не хватало,
Чтоб души не изъелись чернотой,
Чтоб правду ложь собой не заслоняла.
Как оправданье – подлый шепоток:
Мол де он пил запойно и допился.
Да! Жаден был, но каждый свой глоток
У жизни брать за просто так стыдился.