– Все прошло нормально? – спросил Джеймс, отодвигая коробку. – Долго ее искала, да?

– Нет, нашла быстро, – ответила я, не собираясь рассказывать о своих подвигах, поэтому ограничилась коротким ответом, не предполагавшим дальнейших расспросов.

Тем временем на сцену вышла певица, зал притих. Через мгновение полился ее мягкий мелодичный голос. Песня растекалась по залу, словно жидкий шелк. Я почувствовала, как мелодия обволакивает и меня, проникает в грудь. Красивые звуки отвлекли от работы, я подняла голову и посмотрела на сцену. При взгляде на поющую женщину, стоявшую в свете софитов, словно в облаке из серебряных пылинок, что-то внутри меня пробудилось.

От ностальгического полузабытого чувства мое сердце заскрипело, как старая, расстроенная музыкальная шкатулка. Но сейчас на сцене не было танцовщицы, кружившейся на цыпочках, нет. Там в микрофон пела артистка.

Эта женщина не была блондинкой. У нее не было, как у той, другой, ласковых голубых глаз. Она не прикрывала веки, чтобы лучше расслышать музыку, и не улыбалась, видя лица зрителей.

И все же танцовщица была там, как тогда, в моем детстве, облаченная в свет, который я снова видела, стоя за барной стойкой.

– Эй… – прошептал голос.

Я вздрогнула и повернулась к Джеймсу. Его орехового цвета глаза смотрели на меня внимательно и робко.

– Ты в порядке?

– Да, – быстро ответила я, смутившись. Уловил ли он мое сбивчивое дыхание?

Я отвернулась, чтобы наполнить стакан соломинками. Неприятно ощущать на себе его сочувственный взгляд. Этот его взгляд – сущее наказание.

С другой стороны, Джеймс – единственный, кому я хоть что-то рассказала о себе, пусть даже самые незначительные детали. И даже если он почти меня не знал, иногда наши с ним мысли и переживания совпадали. Верная самой себе, я все-таки хотела сказать ему, чтобы он перестал на меня так смотреть, но тут подошла официантка и передала ему заказ.

Когда появились танцовщицы, в зале раздались аплодисменты. Девушки в шелковых платьях с яркими зонтиками в руках встали рядком позади певицы. Бегающие глаза Сабин и ее стесненные движения выбивались из общего рисунка танца. Она не поспевала за другими девушками и казалась несколько рассеянной, даже зажатой. И я поняла причину. Возле дверей, слегка опустив голову, стоял Андрас. Он держал руки в карманах и наблюдал за представлением. Он не смотрел на Сабин, но его присутствие явно выбивало ее из колеи. Невозможно, чтобы Зора этого не заметила.

– Почему бы тебе не попросить его выйти? – спросила я.

Прислонившись боком к стойке, она плавно повернула ко мне голову, поняв, что вопрос адресован ей. Зора проницательна и умна.

Возможно, мой вопрос ее немного испугал. Но чего она опасалась? Может, боялась, что Андрас причинит ей вред, оскорбит ее или еще каким-то образом унизит? И все же трудно поверить, что такая сильная и независимая женщина, как Зора, позволила страху управлять собой.

– С какой стати мне это делать? – Она нахмурилась.

Как это – с какой стати?

– Он мерзавец, – ответила я прямо.

Возможно, я позволила себе лишнее, но Зора мне не возразила. Обвела глазами зал и, найдя Андраса у дверей, задержала на нем взгляд. Она смотрела на него так долго, что эти минуты показались мне часами.

– Да уж…

– Правда то, что говорят?

– Ты о чем?

– Что он заставил прежнего владельца уступить ему клуб?

Зора вскинула на меня недоуменный взгляд из-под челки.

Ее лицо оставалось невозмутимым, несмотря на этот несколько нервный жест, не ускользнувший от моего внимания.

– А откуда ты знаешь?

– Значит, это правда, – заключила я, понизив голос.

Если Зора в то время уже владела Milagro’s, ей, наверное, неприятно иметь с ним дело. Должно быть, он занял место прежнего совладельца, и именно так они и встретились. Но как ему удалось стать начальником охраны, проникнуть в клуб и подчинить себе такую неукротимую женщину, как Зора, – этого я не могла понять.