– Кажется, Сабин, – Руби кивнула в сторону девушки, – проявила излишнюю настойчивость и сама же от этого и пострадала. Сабин не первая танцовщица, пытавшаяся с ним заигрывать, но обычно это никогда не срабатывает. Он не смешивает работу с личной жизнью и не укладывает своих сотрудниц в постель. В этом он непреклонен. Но, как видно, исключения случаются. Насколько я поняла, в тот вечер она была не очень… адекватной.

– В смысле?

– Сабин была чем-то сильно расстроена. Может, в очередной раз поссорилась со своим парнем. Девчонки, кстати, часто видели, как она, бедная, плакала в гримерке. А в последнее время она стала интересоваться Андрасом. Не знаю, как у них получилось. Может, захотела отвлечься…

– Она была пьяной?

– Нет, но явно себя не контролировала. Эх, лучше бы и правда напилась. А так, выходит, она получила то, чего хотела, а на следующий день об этом пожалела.

– И его не смутило, что девушка не в себе и плохо соображает? – Во мне закипало негодование. – Как он мог не заметить, что ей морально плохо, что она разбита? Как он мог воспользоваться ее невменяемым состоянием?

Руби грустно вздохнула, а я еще больше разозлилась. Вспомнились слова Андраса, сказанные в тот вечер в гримерке, мрачная насмешка в его голосе – и ненависть вспыхнула во мне с новой силой.

Пусть этот мерзавец и не заводил любовных интрижек в клубе, но разве он не относился к своим подчиненным как к игрушкам?

– Вот козел, – с досадой прошептала я, и Руби сразу напряглась.

– Мирея, успокойся. Он необязательно должен тебе нравиться, но, по крайней мере, притворись, что уважаешь его, как и остальные.

– Уважать его? Уважать?! – Я потрясенно смотрела на Руби. – Я не смогу уважать этого типа, даже если сам Господь Бог меня об этом попросит.

Андрас поиграл с этой девушкой, воспользовавшись ее хрупкостью. Ему нравилось унижать ее на глазах у всех, и после этого я должна была делать вид, что уважаю его? Зачем? Чтобы потешить его раздутое эго?

Ни за что на свете!

– После произошедшего ты должна хотя бы попытаться, – настаивала Руби, стараясь меня урезонить. – Ты ведь знаешь, что он в одну секунду может тебя уволить. Зачем тебе это? Хочешь дать ему удобный повод, чтобы выгнать тебя? – Руби одарила меня пламенным взглядом, но в следующий момент вдруг напряглась и, перейдя на шепот, сказала: – Ты должна взять себя в руки, постарайся себя сдерживать.

– Он что, моя единственная проблема в этой жизни? – громко возмутилась я, указав большим пальцем себе за спину. – У меня есть и другие заботы. Мне есть чем заняться, кроме как смотреть на его гадкие выходки и делать вид, что он меня не бесит.

Руби вся съежилась, ее брови поползли на лоб, а губы сомкнулись в тонкую линию. Она выглядела так, будто только что стала свидетелем убийства, ну или покушения на чужую жизнь. Она смотрела за мою спину. С дурным предчувствием я повернулась и обнаружила, что мой нос находится в нескольких сантиметрах от чьей-то широкой груди.

Черт, только не это…

Я подняла голову и встретилась взглядом с ним.

С высоты на меня смотрели два ледяных зрачка – злых и напряженных. Непослушные рыжие пряди обрамляли бесстрастное лицо с острыми, как нож, чертами. Не нужно замечать его или встречаться с ним взглядом, чтобы по спине пробежала дрожь, само пребывание в одном с ним пространстве было трагедией.

– Ну и дела, – растянуто произнес он грудным голосом, – кто-то умудрился разозлить зверюшку.

Я бросила на него испепеляющий взгляд.

Как, черт возьми, он меня назвал?

– Ты говорила обо мне? – спросил он желчным тоном, от которого у меня по телу пробежали мурашки.