– Я бы с удовольствием, – пролопотала я в ответ, краснея – ладонь Елисея опустилась мне на колено и, сжав, приподняла, чтобы высвободить вдавленную в пол туфлю, и потом опустила. – Вот только у меня нет студии.

– Как же так, моя милая? Неужели Елисей не может снять для вас какой-нибудь уголок? Елисей! Это не делает тебе чести!

– Я бы с радостью, Анна Сергеевна, но Забава предпочитает снимать дома у моделей, и, хоть мне это не нравится, ничего не могу поделать и тем более переубедить. Вдохновение – очень тонкая субстанция.

Я опустила руку под стол и стала по одному разгибать пальцы, так и не выпустившие мою коленку. Елисей лишь немного ослабил свою хватку и с вдохновением, о котором только что говорил, продолжал сдавать меня с потрохами, не говоря ни слова прямым текстом. И выходило, что я чуть ли не самый замороченный по своим закидонам фотограф в мире.

Ну да. Конечно же так и есть. И свет я выбираю естественный, и ракурс, и камеру ставлю так, чтобы модели не стеснялись. Все так. Только убери свои грабли!

Наши пальцы воевали, отталкивая друг друга, пока Елисей не провел одним по коленке. Случайно или нет, не знаю. Только от ощущения затрепетавших в животе бабочек я замерла, с силой придавливая его ладонь, и тут же, осознав, что делаю только хуже, отдернула обратно. Мои уши вспыхнули огнем, и естественно это заметили все сидящие за столом.

– Милочка моя, не стоит стесняться, когда говорят о вашем творчестве. Я вообще удивлена, что Елисей так увлеченно о нем рассказывает. Обыкновенно мужчины только и могут, что говорить о делах.

– Просто… просто я с ним так и познакомилась, – выдохнула я пересохшим губами. Схватила бокал и сделала жадный глоток, – Сфотографировала украдкой, а он заметил и подошёл. Да, Пупсик?

Его глаза опасно сверкнули, и ладонь, наконец, исчезла.

– Да, птичка моя. Никогда не забуду этот день. Ни-ког-да.

– Герман, они такие лапочки! – всплеснула руками Анна Сергеевна. – Какая пара!

Но там, где бабуле привиделась романтика, я за хриплыми нотками в голосе услышала опасность и судорожно сглотнула, боясь отвести взгляд первой. Ещё бы избавиться от этих бабочек, запорхавших по животу с новой силой. Так, словно они решили пробиться наружу и полететь к полыхающим глазам Елисея.

– Анна Сергеевна, Герман Оскарович, прошу нас извинить, но мы с Забавой вынуждены вас покинуть, – произнес он. – Да, любимая?

– Не… – начала я и тут же поняла, что будет только хуже. Вздохнула и обречённо кивнула. – Да, любимый.

Скомкано попрощавшись с четой Приблудиных, шкафина-переросток чуть ли не волоком потащил меня в сторону дверей, а потом и к машине. Я едва успевала переставлять ноги, чтобы не грохнуться. Да и в этом случае Елисей вряд ли замедлился. Распахнул дверь, втолкнул меня в машину и прорычал:

– Лайк, домой.

– Хорошо, босс.

– Здрасьте, – пропищала я, медленно смещаясь по сиденью к пассажирской двери со своей стороны. Вот только выедем за ворота и я сбегу. Главное, выбраться, а там уж как-нибудь оторвусь.

Машина неторопливо покатила по дорожке, а моя рука начала осторожно подниматься к матовой металлической ручке. Еще чуточку, еще немножечко…

– Ничего не забыла? – негромко произнес Елисей. Достал из кармана пиджака мою флешку и покрутил между пальцев.

– Отдай!

– Не сейчас.

– Да ты, козлина, мне ее вообще когда-нибудь отдашь? Только и слышу «потом, не сейчас, не здесь»… Свинья ты! – вынесла я вердикт, скрестила руки на груди и уставилась в окно.

– А ты голову включи, мартышка, – прорычал он. – Селезнев, по-твоему, кто?

– Депутат! – выплюнула я. – Толстый, жирный и мерзкий депутат.