– Тебе двенадцать. Ты моя рабыня.

– Вот возьму и позвоню в детскую службу поддержки!

– Отлично. Давай звони. Пусть приедут и избавят меня наконец от тебя! – Марго, будто ища у них поддержки, бросила в сторону Гетина и Меган исполненный праведного гнева взгляд, и на мгновенье оба с восторгом почувствовали себя гораздо старше, чем на свои пятнадцать. – Садитесь, ребятки. Тал скоро будет.

– Что он делает в студии? – спросила Мег.

Гета страшно бесило ее подхалимство, но он был благодарен за то, что Мег взяла на себя тяжелую задачу общения, позволив ему просто смотреть и слушать и, что важнее всего, не поднимать головы. Над плитой висело еще несколько картин с обнаженкой. Нет, ну теперь понятно, почему Тал такой неадекватный. Эти над плитой были оригиналы, нарисованные углем. Большие. Какие-то неаккуратные. Гет подумал тогда: интересно, не Марго ли их нарисовала.

– А, да просто позирует Дэйву, для его новой серии.

– И они ему за это даже не платят, – вмешалась Олуэн. – Вот это и есть использование рабского труда.

Марго покачала головой.

– Олуэн читает какую-то книжку про Джессику Митфорд[11] и поэтому стала ужасно политически подкованной.

Мег учтиво улыбнулась, будто понимала, о чем речь, и Гетин, как бы благодарен ей ни был, в этот момент просто возненавидел ее. Он с еще большим усердием сосредоточился на изучении листов бумаги на столе, чтобы избежать позора, которым неизбежно обернется его разговор с Марго или даже с Олуэн. Не хватало еще, чтобы его выставил идиотом ребенок. Зачесалось в горле, и Гет напряг всю свою волю, чтобы не закашлять. Ему хотелось, чтобы от него не слышали ни единого звука. Хотелось, чтобы его вообще не замечали. Он взял со стола открытку, перевернул и вздрогнул. Это был очередной угольный набросок, на сей раз – мужского лица, растянутого в крике.