– Это мы и папа, – сказал он. – Мы в Ти Гвидре, потому что он там живет.

У Фионы дрогнули ресницы.

– Очень красиво. Ему бы понравилось.

Когда Данни пришел из школы, он увидел открытку, прикрепленную к холодильнику, и оторвал ее. Магнитик поскакал по кухонному ламинату. Гетин был за домом, пинал футбольный мяч.

– Что это такое? – набросился на него Данни.

– Это мы. – Мяч ударился о забор и перелетел через крошечный газон. – Мы с папой.

Данни уставился на брата и потом на открытку с такой жгучей яростью, что Гет почувствовал, как даже ему самому обожгло щеки.

– Отдай, – сказал он.

Данни не отреагировал.

– Данни, отдай мне открытку. Это я ее нарисовал.

Данни разорвал рисунок на четыре части и бросил их на землю.

– Папа умер! – проревел он, рванул в дом и с грохотом захлопнул за собой садовую дверь.

В понедельник на перемене в школе к Гету подошла Дав из класса постарше.

– Гетин, ты врун. Твой папа не живет в том доме. Я спросила у мамы. Она сказала, что твой папа наркоман и, наверное, сидит в тюрьме.

Этот момент позора был таким насыщенным, что даже десятилетия спустя, если Гетин думал о том разговоре, сознание отказывалось как следует сосредоточиться на воспоминании. Он тогда отвернулся и плюнул на пол – он видел, что так делал Йестин, когда что-нибудь оскорбляло его или вызывало отвращение такой степени, что словами эту степень не передать.

– Мой папа не в тюрьме. Он умер.

Наверное, они проехали подъездную дорожку только до середины, а дальше сдались и заглушили мотор. Цапля к тому моменту уже давно улетела. Гет услышал хлопки автомобильных дверей, а затем – пару голосов. Получается, их там двое, не только фотограф. До него стали доноситься обрывки разговора. Мужской бестелесный голос произнес:

– Твою ж мать… Красиво, конечно, не вопрос, но чтобы прямо жить здесь – кому такое в голову взбредет?

– Ну, например, тебе. Ты разве не где-то в Котсволдсе родился?

Слова опять размазались в перепалке наигранного возмущения, а потом опять отчетливо прозвучал мужской голос:

– Нет, слушай, ну ведь жопа мира… До ближайшей цивилизации отсюда… Да и то цивилизация такая, условная.

Женщина рассмеялась и за секунду до того, как звуки обернулись парой людей, приближающихся к грузовику Гета, произнесла:

– Ну, какой-нибудь богатый хрен купит его себе в качестве загородного дома, почему нет?

Гет смотрел, как мужчина проводит ладонью по кузову пикапа. Кивает с одобрением:

– Классная вещь. Может, тоже куплю себе такой.

Гет прикинул, что женщине, наверное, под тридцать и, судя по оборудованию, которое она на себе волочет, фотограф – это она.

– Ага, – фотограф насмешливо фыркнула. – И что, будешь гонять на нем по Клэптону?

– Заткнись! Я хотя бы водить умею.

Гета, наблюдавшего за ними с края причала, они не замечали. Оба выглядели как фантастические видения из какой-то иной реальности. Женщина была родом из Непала или Индии, высокая и красивая, в длинном черном кожаном пальто и в панамке как у Лиама Галлахера. Ага, значит, такие опять носят. Мужчина – примерно того же возраста, светлокожий, с мягким подбородком, но высокий и одетый достаточно стильно, чтобы тоже сойти за красавца. Обут он был в тяжелые рабочие ботинки, потертые и видавшие виды, и, что уж совсем ни в какие ворота, одет в такой же синий комбинезон, как тот, который надевал Йестин, когда шел доить коров.

– Видимо, это того типа, который за домом присматривает, – он хлопнул по капоту грузовика. Гет поморщился. – Он должен нас встретить, с ключами.

С этими словами он полез в один из многочисленных карманов, достал пакетик American Spirit и начал скручивать сигарету. Спросил у женщины, хорошо ли ей заплатят за съемку.